Юрий Мамакин - Адрес личного счастья

Мазур тяжело вздохнул:

— Отец захворал сильно.

— Ну да, ну да! — поспешно закивал Нырков. — Такое горе, я понимаю!

Мазур быстро взглянул на Сергея Павловича и снова вздохнул:

— Может быть, все-таки приступим к делу?

В новой должности новая привычка появилась у Сергея Павловича. Он полюбил расхаживать по своему кабинету, заложив руки за спину.

И пусть кто-нибудь попробует скажет ему, что он ничего не делает. Он думает. Он — мозг. А все отделение работает и крутится в соответствии с его мыслями. В кабинет заглядывают — «Я занят!».

И все. Он занят. Идеями. Так и должно быть… А как же?.. Ведь кто-то должен думать за всех, чтобы все не рассыпалось, не распалось… Вот он и концентрирует… направляет… возглавляет…

Но приплеталось сюда какое-то неприятное, почти неосознанное ощущение или даже сомнение… Да, вот, допустим, отделение крутится, а он ходит по кабинету. Оно крутится — он ходит. Все, казалось бы, нормально. Связь прямая. А обратная?.. Так вот, эта самая связь и казалась Сергею Павловичу какой-то такой… хлипкой. Вопросы, которые он не задавал и даже не формулировал, были где-то в нем самом, будто сами по себе. Вопросы такие: а будет ли отделение крутиться, если он не будет ходить по кабинету?.. И будет ли он ходить по кабинету, если отделение вдруг перестанет крутиться?..

Иногда становилось так противно, что Сергей Павлович садился в кресло и кого-нибудь там вызывал:

— Доложите, как у нас… вообще?

Докладывали. Было нормально. Или что-то не ладилось. Чаще не ладилось. Тогда он хмуро и требовательно спрашивал:

— Так что вы предлагаете?

Предлагали что-то. Сергей Павлович недовольно соглашался. Или же не соглашался. Не всегда зная, угадает или не угадает. Бывало, угадывал. Тогда говорил!

— Вот видите?!

Отделение крутилось.

Сергей Павлович ходил по кабинету.

…А Мазура назначили начальником технической школы при Узловском отделении дороги. Другой должности не нашлось. Сергей Павлович смотрел на Мазура печальными глазами и говорил:

— Ну ты войди в мое положение, Анатолий! Для тебя я на все готов, ты же знаешь. Нет вакансий других! Нет! Что я их, рожу?..

Техническая школа размещалась в помещении бывшей бани и являла собой зрелище весьма неприглядное. Мазур решил немедленно заняться переоборудованием и ремонтом классных комнат, используя летний период. Хорошо зная финансовые возможности отделения, он тут же поставил в упрек себе как бывшему НОДу этот серьезный недосмотр.

Мазур принялся звонить Ныркову, но тот ответил, что Узловское отделение в настоящее время решает вопросы более насущные и актуальные. Кроме того, финансовые возможности не позволят выделить средства на приобретение учебно-методического оборудования в ближайшее время. Стало быть, начальнику технической школы следует изыскивать внутренние резервы. Далее Сергей Павлович сообщил Мазуру, что он располагает неприятными данными о его, Мазура, всяких «частных консультациях» сотрудникам отделения. Народ ходит к нему как к бывшему НОДу, и Мазур своими разговорами подрывает авторитет нынешнего руководства отделения и мешает работе. Если эти действия со стороны Мазура не прекратятся, он, Нырков, вынужден будет привлечь его к ответственности через партийные органы.

Таким образом, Анатолию Егоровичу пришлось отремонтировать помещения школы на общественных началах, нелегально обратившись к начальнику жилищной дистанции…

А учебно-методическое оборудование ему представили почти все хозединицы Узловского отделения в порядке шефской помощи.

…Когда вскоре по местному телевидению была организована вечерняя передача, в которой Мазур рассказал телезрителям о важности и значении подготовки кадров для транспорта на живых и убедительных примерах, Сергей Павлович решил, что от Мазура надо избавляться любой ценой. Пока Мазур в Узловой, ему, Ныркову, покоя не будет.

В ту ночь дед Егор совсем не сомкнул глаз. Бессонница давно выматывала, привык даже, но здесь вдруг, ни с того ни с сего, примешалось что-то иное. Спать Егор Матвеевич не спал по-прежнему, но стал вдруг видеть воспоминания свои так ясно, что даже жутко становилось временами. И цвета стояли перед глазами густые, сочные, и запахи слышались удивительно, вкус, даже тот, прежний, во рту ощущался. Раньше у него так никогда не было.

…Глаза у деда Егора открыты, слышит он, как редко и глубоко дышит Михаил. И тело свое слабое чувствует дед. А луна в окне громадная, словно капля ртути дрожит. И слышно, как машины едут и тормозят перед перекрестком у светофора. А сквозь все это вспоминается Егору Матвеевичу во всех подробностях гравюра из старого журнала «Нива». Со штришками особенными — теперь так не рисуют. Отец деда Егора, Матвей Власович, грамотный был, ему ссыльные давали журнал читать. На той запомнившейся гравюре была изображена помещица в чепчике и в длинной кофте. Запомнилось даже, как кофту называли — матинэ. Французское слово. На коленях у помещицы расстелено полотенце. Ниже, у ее ног, сидит няня. В большом медном тазу варится варенье. Няня берет ложкой пробу в блюдечко. Помещица грустно смотрит вдаль. Гравюра называлась «Все в прошлом». Пахла эта страница лампадным маслом. Запах шел от пятна в левом верхнем углу. И вот сейчас у деда Егора до боли стискивается сердце, и ядовитую эту боль особенно остро точат слова «все в прошлом».

Не хочется деду умирать. Пожил бы еще. А то, что смерть близко, дед знает. Всем телом чувствует. Не болит нигде, не ноет, а он ее ощущает. И хотя не отличался дед Егор особой чувствительностью никогда, скорее даже грубоватым его можно было б назвать, а вот тут эта гравюра какую-то злую, мутную слезу из него выдавила. Хорошо, хоть не видит никто… Одному-то — оно и лучше, и хуже… Вот сейчас бы чаю с медом попить. Сам-то уж не доползет до кухни, а будить никого неохота. Намаялись все. Работают с утра до вечера.

Дед Егор залежался на спине, но перевернуться — целое дело. Кровать скрипит как оглашенная, и сердце сразу колоть начинает часто-часто; перевернешься, а потом вот так вот — стоп, и все. Крышка. Лучше потерпеть, перележать как есть, само и забудется… Вспомнить бы что-нибудь радостное, тогда сразу легче будет. Но специально ведь не вспомнишь. Мелькнет в тебе что-то — знай, мол, что помнится такое, — и все. А вот чтобы с подробностями, со всякими детальками трогательными — это всплывает в памяти реже…

Вздохнул дед Егор: прошла жизнь. Была такая же вот блестящая луна. Мороз по тайге стоял стоном…

…Пихты да кедры стальной крепостью от мороза наливаются. Снег словно соль хрустит. А воздух ясный, чистый, и от мороза солоноватый такой вкус, крепкий, будто от крови во рту. Егорке страшно, а деваться некуда, бежит он за двенадцать верст к дуплу тайному. Не каждому парнишке доверят такое — принести винчестер из тайника. Отец послал. Сам сидит в избе Крендикова с другими мужиками, план вырабатывает, как встретить царского карателя полковника барона Меллера. По поручению самого царя Николая ехал барон в сибирские края — подавлять недовольство.