Илья Миксон - Святое дело

— А вы ничего не думайте, товарищ Юзовец.

— Федор Григорьевич…

— Не люблю я таких шуток, Захар Поликарпович. Эх, рыбка — слабость моя! И какая ты сегодня красивая!

— Смеетесь, Федор Григорьевич. Переварилась она немного. Захар Поликарпович, берите горячее!

— Не беспокойтесь, Варвара Ильинична, не беспокойтесь. У меня все есть.

— Что же мы, друзья, едим, едим и хозяйку не вспомним. За твои золотые руки, Варвара Ильинична!

— Спасибо.

— Мудро! За женские руки! Лейтенант, где же ваш бокал?

— Вот кому я завидую! Давай меняться, лейтенант Краснов. Павел Алексеевич! Бери мою папаху, погоны с двумя просветами!

— Живот, усы.

— Живот — обязательно! А усы… Бог с ними — и усы! Ну как, по рукам?!

Краснов, улыбаясь, покачал головой.

— Живот не нравится? Сбросим!

— Нет, товарищ полковник, я сам хочу все пройти.

— Верно, Павел Алексеевич. Чужими ногами в рай не идут. И дорога у каждого своя.

— Под корень рубанул! Молодец, лейтенант Краснов, Павел Алексеевич! Хороший бы из тебя конник вышел!

— Ничего, на моторе он дальше уедет!

Варвара Ильинична убирала со стола. Родионов, сидя верхом на стуле, навалился на спинку и медленно попыхивал из короткого мундштука. Полковник с буденновскими усами, без кителя, полулежал на диване.

— Пуф-ф, — тяжело вздохнул и повернулся на бок. — Устал, Василий Игнатьевич. Сдавать начал. Слушай, сколько ты уже в Пятидворовке?

— Пятый год пошел.

— Пять лет! Пора перебираться.

— Куда?

— Да к нам хотя бы.

— Протекций не люблю.

— Какие там протекции. Тебе же сам командующий предлагал! Предлагал же, так? И должность выше, и место веселее, побольше вашей Пятидворовки. Варвара Ильинична, неужели тебе в город не хочется?

— Я уже привыкла.

— А ты, Василий Игнатьевич?

— Из полка не уйду. В маршалы все равно поздновато. Кто-то и полком командовать должен. У каждого свое место в жизни. Я с этими людьми воевал, мне с ними и после войны служить. И смену растить нужно.

— Я уже привыкла, — задумавшись, повторила Варвара Ильинична. — А вот молодым помочь надобно. Только жить начинают, гнезда вьют, первенцев рожают. Нелегко здесь!

— Ну, с жилплощадью у вас еще неплохо! Так?

— Сейчас легче немного, — ответил Родионов, скручивая папироску. — Соседей расформировали, квартир прибавилось.

— Квартиры, — Варвара Ильинична махнула рукой. — И в тесноте, и в обиде.

— Газ еще нескоро проведут. Не Москва. У нас в городе и то нет.

— Не о газе разговор идет. Тут бы кухни, хотя по одной на несколько семей! Колодцы во дворе, чтоб за полкилометра ведра не таскать.

— Договорились уже с сельсоветом, вместе колонку построим, — сказал Родионов. — С трубами только плохо.

— Ничего не поделаешь, трудно нам еще, трудно.

— Разные бывают трудности. Есть трудности неизбежные, а есть такие, что… Безобразие это, а не трудности.

— Больно смотреть, — сказала Варвара Ильинична, — как после зарплаты жены офицеров целыми стаями за десятки километров летят в райцентр, в рабочий поселок, к вам, в город. Трясутся на попутных машинах, едут поездом. И что везут? Мелочь, самое необходимое.

Варвара Ильинична с досадой махнула рукой и понесла на кухню очередную горку посуды.

— Едет офицер на запад, в отпуск, — заговорил Родионов. — Каких только поручений ему не дают: кому отрез на пальто, кому керогаз, обувь.

— Мясорубки из Ленинграда привозят! — крикнула из кухни Варвара Ильинична.

— И проводит наш офицер львиную долю отпуска в магазинной сутолоке, — заключил Родионов. — Не до театров ему.

— Да что вы мне рассказываете! — воскликнул полковник и резко провел по усам вытянутым указательным пальцем. — Что я, не жил в таких гарнизонах?

— Жил, да забыл, — спокойно ответила Варвара Ильинична, снова возвратившись в комнату.

— У вас тут под боком деревообрабатывающий комбинат, кажется, строят? — помолчав, спросил полковник.

— Начали, — сказал Родионов.

— Раз начали, значит, построят. А будет комбинат — и энергии прибавится, и магазины вырастут! Так, Варвара Ильинична?

— Так-то так. А вот жена лейтенанта Доливы сына родила, и соску для него загодя из Белоруссии в письме прислали. Здесь не найдешь.

Полковник расхохотался.

— Грустно это, а не смешно, — закачав головой, проговорила Варвара Ильинична. — Сказал бы ты там, у себя.

— Обязательно! Я это военторговское начальство — ух!

— Под корень рубанешь? — спросил, взглянув исподлобья, Родионов и отвернулся. — Сколько раз замполит писал, а толку мало.

Полковник, опершись руками, сел.

— Дорогая моя Варвара Ильинична! Неужели ты думаешь, что там, наверху, не знают, как вы живете? Знают. А только страна наша не маленькая, и народу в ней…

— Погоди, — Родионов выдернул изо рта мундштук с папиросой. — Ты что решил: захныкали офицеры, по удобствам плачут? Нет! Не киснем мы здесь, службу несем с честью, с душой. И от других этого требуем, чтоб каждый на своем месте долг свой выполнял как положено. Безобразиями возмущаемся, а не на трудности жалуемся.

Родионов ожесточенно задымил папиросой.

— Вытащи свою соску ради всех святых! Зачадил совсем. И не обижайся ты на меня. Знаю, много у нас неполадок и часто мы сами в них повинны.

— Если бы каждый на своем посту, большом или малом, делал все как положено, мы бы наполовину ближе к коммунизму были!

— Коммунизм. Эх, Василий Игнатьевич, ради него мы и терпим все трудности.

— Не терпим, а преодолеваем. И вообще, я тебе ничего нового не сказал. Все понимают, да не все выполняют.

— И это правильно. А помнишь ту ночь? Пески, пески. Вторые сутки воды не видели, а со следа басмачей не сошли. И вот уже нету мочи терпеть. Помнишь, что сделал тогда наш комиссар? Не пообещал нам близкого колодца, не открыл свою фляжку, не было в ней давно ни капли. Рассказал нам тогда комиссар, как люди при коммунизме жить будут. И ради тех людей, внуков наших, что еще не родились в ту пору, пошли мы дальше вперед.

— Мы и сейчас во имя будущего живем. И гордимся этим.

— Гордимся, вот!

Полковник задумался, потрогал свои усы, улыбнулся:

— По последней, так?

— Золотой у тебя характер, сто лет проживешь! — сказал Родионов.

— Сто не сто, а еще лет на пятнадцать рассчитываю. Жаль, не согласился твой лейтенант обменяться. А знаешь, понравился он мне, лейтенант Краснов, Павел Алексеевич. Как думаешь, посватать командующему в адъютанты?

Родионов выдернул изо рта мундштук:

— Не трогай. Не мешай, он правильно жизнь начинает.

Краснов подозвал Рябова.

— Пойдемте станок испытаем, в нем частица и вашего творчества есть.

Работая над чертежом станка Фиалкина, Рябов внес несколько своих конструктивных изменений, причем столь существенных, что по праву мог считаться соавтором.