Георгий Марягин - Стратег и зодчий

— Этого мало, что в губерниях утвердили Совнаркомы. Как-то являются товарищи из Ельца, — вспомнил Ленин. — Хозяйствуют они неплохо. Кстати, — обратился к Цюрупе Ленин, — в Елец нужно направить людей за хлебом. Только не с пустыми руками, а с товарами, с теми, которые нужны крестьянину… Так вот, товарищи, в Ельце, подражая губернскому начальству, тоже учредили свой Совнарком.

— Владимир Ильич, есть поселки, где местные Советы тоже окрестили Советами Народных Комиссаров, — сообщил Петровский. — Является на днях председатель Урюпинского Совнаркома, просит прислать комиссаров для руководства культурой и медициной. А у них нет ни клуба, ни больницы.

Ленин звонко расхохотался.

— Урюпинский Совнарком! Это тема для гротесковой песни. Но дело не в названии, дело гораздо глубже. — Ленин подчеркнул цифры на листке, лежавшем перед ним. — Левые эсеры и меньшевики оказались проворной публикой. Сумели во все эти «совнаркомы» водворить своих представителей, пользуясь правом выбирать депутатов от фракции. Есть еще города, где власть полностью в руках левых эсеров и меньшевиков. В последнее время меньшевики стали податливыми, они умеют находить компромиссы даже по таким столбовым для них вопросам, как вопрос союза с крестьянством. На Волге, в хлебодатных местах, эсеры бродят целыми сворами. Неподалеку от Москвы, в Калуге, в Тамбове, такими вопросами, как продовольственные заготовки, руководят эсеры. А что из этого руководства выходит, видно по тем вагончикам хлеба, которые изредка прибывают в Москву. Деревня начинает просыпаться, в деревне только сейчас начинается Октябрь. Многие мужики на своем горбу поняли, что такое уравнительное землепользование. Григорий Иванович, наверное, устал от сводок о восстаниях и кулацких сельсоветах. Это потому, Яков Михайлович, что у нас нет основного закона. Должно быть точно указано, как централизовать власть, каковы взаимоотношения между центральной властью и властью на местах. Что предлагает Сталин в своем проекте?

— Сталин от проекта Рейснера, — довольно сообщил Свердлов, — не оставил камня на камне. Как известно, Сталин на резкие характеристики не скупится. Левые эсеры предложили свой проект под названием «Учреждение Советов», «Вся власть местным Советам, полное самоуправление».

— У нас уже сложились взаимоотношения между Советом Народных Комиссаров и ВЦИКом. Их нужно зафиксировать, — Ленин просматривал замечания на полях проектов статей Конституции, — разложить по полочкам, как должны относиться друг к другу Совет Народных Комиссаров и местные советские организации от губернских до сельских. Ради бога, не дискутируйте, обсуждайте по-деловому, не открывайте сравнительных семинаров по проектам Конституции. Когда крестьяне узнают свою Конституцию, кулакам будет закрыт доступ в сельсоветы, эсеры и меньшевики не смогут организовывать своих параллельных Советов. Мужик прав, когда приходит к нам и спрашивает: «Законная власть вы или нет?»

— Что делать с левыми эсерами? — нахмурился Свердлов.

— Если уж Яков Михайлович спрашивает, что делать, — всплеснул шутя руками Ленин, — то пора их призвать к порядку. На заседании Совнаркома их сдержать трудно: как только новый декрет, так они со своими контрпредложениями. Плохо, что наши «левые» стремятся им подражать. Недавно разговорился с одним молодым «левым коммунистом», говорит: «Мы эсерам обязаны, они для нас подготовили реалистическую аграрную программу». Оказывается, юноша земли не видел, не сеял, не пахал, в деревне не жил. Я ему разъяснил, что компромиссов у нас с эсерами не было и не могло быть. Уступили мы крестьянству и шли на соглашение с крестьянами, а не с эсерами. Кажется, теперь бедняки и многие середняки начинают понимать, что такое уравнительное землепользование. Лучшие угодья прихватили кулаки, а бедняки получили наделы далеко от деревни. Началось великое просветление мозгов.

Несмотря на ранний час, было душно и жарко. Москва тонула в ослепительном мареве. Казалось, даже стелы Кремля пышут зноем. Ленин, Крупская и Мария Ильинична вышли из квартиры как раз в ту минуту, когда возле подъезда остановился автомобиль.

— Ровно восемь. — Ленин вынул карманные часы. — По вашей работе, товарищ Гиль, можно сверять часы.

— Снова в Мальцево-Бродово? — спросил Гиль. — Или к Анне Ильиничне на Москву-реку?

— Поедем в Барвиху, — предложил Ленин. — Там, говорят, живописно и пустынно.

— Только там остановиться негде. Имение заброшено. Есть какая-то деревенька, в ней, наверное, можно раздобыть молока.

— Отдыхать будем прямо в лесу, — оживился Ленин. — А провиант Маняша заготовила. Где-нибудь облюбуем местечко подальше от шоссе, на лесном сквознячке. Сегодня в Москве к полдню накалит до сорока. Лето симбирское.

— В Симбирске ты бы сейчас на реку, — улыбнулась Мария Ильинична. И, обращаясь к Крупской, добавила: — Первым пловцом слыл среди гимназистов. Мама всегда тревожилась, когда Володя на Волгу ходил. Там у нас много омутов.

— Пловцам омуты не страшны. — Ленин открыл дверцу машины: — Садись, Надя. Маняша, давай рюкзачок, мы его приспособим здесь, под сиденьем.

— Поскорей выбраться в лес, — тяжело дыша, говорила Крупская, устраиваясь в машине, — в горле прямо раскаленный ком какой-то.

— Маша, уговори ее показаться врачам. Меня она не слушает. Наши товарищи беречь себя не умеют. Не щадят себя. Во что превратился Дзержинский? Пожелтел, буквально светится весь. Цюрупа на заседании Совнаркома упал в обморок. У Чичерина расшатались нервы, а лечиться не хочет, и никакие уговоры не помогают.

— Володя, ведь ты тоже…

Крупская встретилась с настороженным взглядом Ленина и оборвала фразу. Она уже не раз пыталась заводить разговор о необходимости лечения, продолжительного отдыха. В последние недели Владимир Ильич заметно осунулся — сказывалась усталость.

— Надя, я тебя просил — обо мне разговора не начинать, к тому же отдыхать едем.

Как только выехали за Спасские ворота, машина сразу же перешла на третью скорость.

— Амбре Охотного ряда, — поморщилась Мария Ильинична. — Как только хозяева города могли заседать в думе по соседству с этими рядами?

— Капиталы не пахнут, Маняша, — улыбнулся Ленин. — Так запустить город могли люди, у которых, кроме стремления к наживе, не было никаких других желаний, запросов. Великолепный город испортили лабазами, питейными заведениями, разными торжищами. Как только закончим войну, возьмемся за метлы, лопаты, топоры, начнем строить по-настоящему. Представляете, как преобразится Москва, когда Шатура даст электроэнергию?!

Утренняя Москва была безлюдна. На Тверской выскочивший из какого-то двора сквознячок вздымал и кружил пыль, обрывки газет, подсолнечную шелуху. Только возле Страстного монастыря толпились мужики, рабочий люд. Вдоль стен стояли продавцы хлеба, жмыха, разной нехитрой снеди. Слышались голоса расхваливающих свой товар: зажигалки, кремни, ножи, вакса…