Георгий Марягин - Стратег и зодчий

Он был недоволен назначением в состав правительственной комиссии Гусева и Смидовича. Он вспомнил, как Свердлов отверг его, Троцкого, предложение послать Муралова.

Он ждал другой поездки на фронт, без членов правительства — представителей партийного контроля. В Москве он на каждом шагу сталкивался с контролем партии и хотел высвободиться от него; был недоволен, что важнейшими участками формирования, снабжения армии руководят рекомендованные Лениным Подвойский, Красин. По сути, он не имел возможности решать самостоятельно стратегические вопросы. Их решал Центральный Комитет. Он чувствовал себя обойденным. Плохо, что никто из «левых» не едет на фронт… Они все заимствовали у него, в том числе отношение к крестьянам. Ленин уверен, что середняки станут союзниками. Но они уже сейчас объявили жакерию. Волжскую жакерию. Он заставит деревню почувствовать его власть.

Троцкий мысленно корил себя, что упустил инициативу укрепления Восточного фронта полками Западной завесы, создания авиаэскадрилий, переброски подводных лодок из Балтики на Волгу и Каспий. Все это свершилось по личным указаниям Ленина. Но об этом знали только несколько человек — Свердлов, Склянский, Аралов, Бонч-Бруевич. Молва — по элементарной логике — приписывала все ему, возглавлявшему наркомат. Троцкий нажал кнопку звонка. Вошел адъютант.

— Вызовите стенографа. Ко мне никого не пускать.

Дождавшись стенографа, Троцкий стал диктовать!

— Всем, всем, всем!

Борьба с чехо-белогвардейцами тянется слишком долго.

Неряшливость, небрежность и малодушие в наших собственных рядах являются лучшими союзниками наших врагов. Англо-французские агенты рыщут всюду, рассыпая золото направо и налево. Они подкупают всех тех офицеров, которые продаются. Они подстрекают железнодорожников и почтово-телеграфных чиновников на саботаж. Их наемные агитаторы проникают нередко в красноармейские части и вносят туда замешательство и смуту.

Но этому должен быть положен конец! Страна нуждается в спокойствии и в хлебе…

Он диктовал с азартом, его пьянили слова. Он любил острую фразу, в нем жил темпераментный полемист.

— Прямые и косвенные союзники чехословаков, — продолжал он диктовать, — контрреволюционные агитаторы и саботажники должны быть стерты в порошок. Выезжая на чехословацкий фронт, приветствую всех тех, кто в армии, на железных дорогах, в продовольственном или почтово-телеграфном деле честно и доблестно отстаивает свободу и независимость рабочего класса и трудового крестьянства.

Честь и слава доблестным борцам!

Вместе с тем предупреждаю, что врагам народа, агентам иностранного империализма и наемникам буржуазии пощады не будет…

Троцкий был убежден, что жестокость больше популяризирует людей, нежели гуманность и все высокие качества. Завтра с этим приказом имя его пойдет через веси огромной страны. Оно наведет страх. Оно явит всем, какая неограниченная власть в его руках.

— В поезде наркома по военным делам, где пишется этот приказ, — продолжал диктовать Троцкий, — заседает Военно-революционный трибунал в составе т. Смидовича, представителя Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов, т. Гусева, представителя Народного комиссариата по военным делам, и т. Жигмунта, представителя Наркомата путей сообщения.

Военно-революционный трибунал снабжен неограниченными полномочиями по отношению к полосе железной дороги, объявленной на военном положении.

Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва — Казань т. Каменщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы, контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты и спекулянты, кроме тех, которые будут расстреливаться на месте преступления или приговариваться Военно-революционным трибуналом к другим карам. Предупреждаю ответственных советских работников во всех областях военных действий и в полосе военных передвижений, что с них будет спрашиваться вдвойне. Со своими нерадивыми и преступными слугами Советская Республика будет расправляться не менее сурово, чем со своими врагами. Грозное положение страны обязывает к применению грозных мер.

Советская Республика в опасности, горе тем, которые прямо или косвенно увеличивают эту опасность.

Подлинный подписал народный комиссар по военным и морским делам, представитель Высшего военного совета. Восьмого августа одна тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Закончив диктовку, Троцкий вызвал адъютанта:

— Это немедленно передать в Пензу, всем совдепам Поволжья и частям Востфронта.

Новый фронт — Северный — вел ожесточенные бои, отстаивая Котлас, Вологду, другие города. Кедров сумел выполнить приказ Ленина и вместе с сестрорецким рабочим-подпольщиком Павлином Виноградовым вывести из Архангельска на Северную Двину все советские суда. Северо-Двинская флотилия под командованием Павлина Виноградова яростно сражалась с интервентами. В течение недели на Северной Двине, вблизи Шенкурска, на подступах к Котласу, красные войска сдерживали натиск интервентов и приостановили их наступление в глубь страны.

Но отсутствие продовольствия, боевого снаряжения грозило развалом только что сформированных частей.

Московские продовольственные управления на все просьбы Кедрова наладить снабжение и боепитание отвечали молчанием.

Кедров решил лично выехать в Москву с управделами Эйдуком.

Кедров редко видел Ленина таким разгневанным.

— Как можно было оставлять фронт в такое время? Теперь все развалится.

— Позвольте, Владимир Ильич, ничего не случится.

— Не желаю слушать никаких оправданий. Вы оставили фронт! Кто будет управлять войсками? Кто будет принимать оперативные решения? Мало того что сами уехали, так еще прихватили с собой его, — Ленин указал на Эйдука. — Кто остался на фронте? Одни мальчишки! Хороших дел натворят они там.

Кедров, воспользовавшись небольшой паузой, стал торопливо докладывать, как обстоят дела на фронте, что штаб фронта перенесен в Вологду.

— Владимир Ильич, — говорил Кедров, — у нас ее было другого выхода. Мы посылали телеграмму за телеграммой, но снабженцы упорно молчат. Нам нечем снабжать войска, нет ни продовольствия, ни боевого снаряжения. Осталось одно — потерять двое суток, чтобы лично вам доложить обстановку, просить сломить саботаж и волокиту.

— Как это двое суток? Когда вы выехали? Когда будете на месте? — расспрашивал Ленин, успокаиваясь. — И все-таки не нужно было ехать, могли написать мне обо всем. Что вам необходимо?

Кедров зачитал длинный список продовольствия и материалов, боевого снаряжения и боеприпасов, в которых особенно остро нуждался фронт, и передал Ленину. Тот еще раз пробежал докладную записку, потом стал быстро что-то писать на ней.