Александр Поповский - Испытание временем

Я переступил порог ботанического отделения, отрекомендовался и, по обыкновению, спросил, что в ботанике нового, интересного.

Мне указали на члена-корреспондента Академии наук Украины Лазаренко и посоветовали ближе с ним познакомиться.

— Он вам много расскажет о своих мхах… Мох — это его конек.

Об отечественных мхах у меня было крайне приблизительное представление, и, скорее из любопытства, чем из практических побуждений, я направился к нему.

Профессор спешил на заседание и пригласил меня вечером к себе домой. Мое праздное любопытство сразу же сменилось интересом, зашевелилась надежда услышать нечто такое, что может мне пригодиться…

Как водится при таких встречах, ученый завел речь о литературе, наши вкусы во многом совпали, и незаметно мы из области не весьма достоверной перешли к освященной логикой науке.

— Меня действительно много лет занимали различные виды мхов, — начал ученый, — было время, когда мне казалось, что ничего более интересного в ботанике нет. Я писал статьи, читал лекции, издавал книги и одобрял диссертации моих ассистентов. Меня даже немного считали маньяком, и не без основания. В стране нужда, голод, от агробиологов и ботаников спрашивают пищи, а я ищу новый вид мха, чтобы скрестить и удивить мир невиданным гибридом. Все это в прошлом, сейчас меня интересует хлорелла.

Я впервые услышал об этом растении и спросил: где и как оно произрастает? Он улыбнулся.

— Вы действительно ничего не знаете о ней?

Чтобы не обнаруживать своего невежества, я неуверенно заметил:

— Нет, почему… Насколько я припоминаю, ее родина — Африка…

— Нет, нет, — перебил он меня, — она растет и размножается в стеклянной банке на окне.

Он прошелся по своей обширной квартире, извинился, что не может меня ничем приятным угостить — жена его в отъезде, — и после короткого молчания продолжал:

— Что ж рассказать вам о хлорелле?.. Ведь вы о ней не очень много знаете. Кажется, так? — Его виноватая улыбка как бы просила извинения, что он вынужден начинать с азов. — Хлорелла не совсем обыкновенное растение, у нее нет ни стебля, ни листьев, ни семян. Она не нуждается в почве и обходится без органических удобрений. Хлорелле не страшны ни засуха, ни ливни, ни ржавчина. Она на редкость экономна: листья и корни наземных растений могут много упустить в атмосфере и почве, с хлореллой этого случиться не может, она всей своей поверхностью вбирает питание, ничто не ускользнет от нее…

Я стал записывать, но он меня остановил:

— Не надо, вы все это прочтете в журнале «Рыбоводство». Увы, это единственный печатный орган, всерьез занимающийся хлореллой. Всю свою жизнь эта водоросль проводит в воде, ростом она не очень велика, в одном кубическом сантиметре ее сорок миллионов. Она космополит, хлореллу встретишь всюду: и в пресноводных бассейнах, и в почве, и на коре деревьев, и даже в организме инфузорий, гидры, амебы и червяка. Она и в этой неблагоприятной среде размножается. Хлорелла выживает во льду и продолжает свое существование после того, как лед растаял… И в южных пустынях, и на Крайнем Севере, где полярным летом достаточно солнечного излучения, — хлорелла чувствует себя прекрасно… Главное ее достоинство, — после многозначительной паузы продолжал профессор, — способность усваивать больше солнечной энергии, чем какое-либо другое растение. Наши злаки — пшеница, рожь, овес — используют до полутора процента поглощаемой энергии, половину ее они тратят на построение стебля, листьев и корней. Хлорелла может усвоить более двадцати процентов, ничтожно мало расходуя на себя.

Он долго и интересно говорил о хлорелле, выкладывая на стол книги на английском, французском языках, и с горечью жаловался на то, что у нас ею не занимаются.

— Подумайте только — водоросль богата жирами, белками и углеводами. Весь набор нужных нам витаминов содержится в ней. Ста граммов ее достаточно, чтобы обеспечить нашу суточную потребность в витаминах. Заметьте, — добавил он, — от нас зависит изменить химический состав водоросли, увеличить в семь раз количество белков и в двадцать раз содержание жиров.

Провожая меня, он уже у самых дверей вспомнил самое важное:

— Поразительна ее способность делиться днем и ночью, был бы свет, даже не солнечный, достаточен электрический, и минеральное питание… С одного гектара водной поверхности можно получить до ста тонн сухого вещества… Есть основания полагать, что первоначальными накопителями органических веществ на земле были водоросли типа хлореллы.

Месяц спустя я прочел статью, о которой мне говорил Лазаренко, и отправился по институтам восполнять свои знания о хлорелле.

В Институте рыбного хозяйства я увидел несколько банок с зеленоватой жидкостью, это была хлорелла. В других научных учреждениях зеленой водорослью не занимались.

Я узнал, что в Астрахани на рыбном заводе ведется откорм мальков осетра мельчайшими рачками, размножающимися в среде хлореллы. После некоторого времени мальков выпускают в море, где они умножат собой рыбное население Каспия.

Когда я убедился, что в Европе и Америке давно возникли институты и промышленные предприятия, изучающие удивительную водоросль, я, памятуя, как часто открытия, доходящие до нас, принимаются с недоверием, — чтобы затем с опозданием занять свое место, — выступил со статьей в «Литературной газете». Это было первое упоминание о чудесной водоросли в неспециальном издании.

Сюжетом для повести я избрал столкновение взглядов и интересов отцов и детей в научной среде. Многие ученые, особенно молодые, неправильно толкуют свой долг к нуждам страны. Увлеченные частным успехом, они не спешат его развить до уровня обобщения, полагая, что практической удачей они вернее всего служат своему времени. Эпоха не терпит промедления, вся энергия должна служить запросам текущего дня, пусть будущее заботится о себе.

«Отцы» толкуют свое назначение иначе. Задаваясь целями отдаленного значения, они как бы следуют путем тех, кто оставил нам великую, благоустроенную науку. Долг, говорится, платежом красен.

Сын ученого Свиридова предлагает приспособить рыбный завод к откорму мальков крупной рыбы хлореллой. Отец, посвятивший двадцать лет изучению этой водоросли, считает, что воды в дельте Волги и без того богаты планктоном, нет нужды перестраивать завод, хлорелла в данном случае излишня. Сын, директор филиала института, с ним не согласен, и отец в резкой статье выступает против него. Их вызывают в Москву на совещание, в результате сына освобождают от обязанностей директора.

Напрасно Свиридов-отец тешится мыслью, что его победа означает право ученого углубляться в науку в ущерб текущим нуждам. Напрасно он уклоняется от предложения сложить свои знания с опытом тех, кто трудится для предстоящих космических полетов, когда хлорелла станет источником питания для астронавтов.