Александр Поповский - Испытание временем

Наконец-то Курис поднял голову, смотрит и недоумевает… Что, дорогой ростовщик, кредитор Уховского, вкусно? Сумейте вы так убедить покупателя!

— Обратите внимание, почтенный, — я плюю на ситец… Плюю еще и еще раз… Не верите мне — плюньте сами… Беру край свежей белоснежной ткани и растираю плевок… Никакого обмана, я тру изо всех сил, пощупайте мой лоб, он мокрый от пота… Смотрите, убеждайтесь, ситец не линяет…

Шимшон не щадит себя, он прыгает с полки на полку, раскидывает изящно сложенные ситцы, набрасывает на стол кусок за куском, он весь мир сегодня разрушит, но покажет себя во всем блеске…

Сукальский, этот ничтожный человек, искоса поглядывает сюда, лицо его искривлено насмешкой, губы ехидно вздрагивают. Учитесь, несчастный калека, вам не под силу продать аршин полотна, покупательница ваша уходит… Старайтесь не старайтесь — больше пятнадцати рублей в месяц вы не будете получать…

— Я обрезаю казовый конец сукна и предлагаю вам надорвать его… Надорвете — плачу тысячу рублей неустойки… Чемпион мира Богуславский и непобедимая Черная Маска три дня над этим потели, бились, страдали и отказались…

И Гилель туда же!.. Этот геморроидальный приказчик с тридцатирублевым окладом тоже пялит глаза. Они перемигиваются, пожимают плечами… Завидно? Покупка уже составляет двадцать пять рублей, дайте дух перевести, до сотни добьем… Шимшон умеет узнавать покупателя, не ошибется, не беспокойтесь…

— За такой товар не деньгами, а слезами платить надо… Покойный фабрикант Николай Николаевич Коншин написал в своем завещании: «Хороните меня со всеми медалями, саван сшейте из миткаля моего производства, пусть убеждаются в прочности наших товаров…»

Приказчики шепчутся с хозяином, они указывают на Шимшона… Наконец-то его заметили… Говорите, что хотите, — такого чудесного покупателя он не уступит никому…

— Рекомендую вам полотно Саввы Морозова с красным ярлыком. Пусть я провалюсь на этом самом месте, пусть я обеднею, как муха на палочке, если вы в другой раз не придете просить его… Берите целую штуку! Потом пожелаете — поздно будет…

Уховский уже здесь, не стерпело хозяйское сердце. Сплетникам не повезло… Он приветливо улыбается покупателю, поощрительно кивает головой и по-еврейски шепчет Шимшону:

— Закрой свой рот, осел, не бросайся товаром… Мужик берет в кредит… Отговаривай его покупать, скажи — на днях будут лучшие образцы, материал первого сорта…

День отшумел многоголосыми выкриками, ржаньем коней, громом подвод по булыжной мостовой.

Уховский запер кассу и вышел на крыльцо продолжать разговор с Федькой. В лавке громоздились разбросанные куски материи. Густо пахло по́том. Приказчики торопливо восстанавливали порядок: Курис складывал сукно, Сукальский — ситец, Гилель — платки, а Мунька — шелка.

За дверью, на улице, слышалась оживленная речь.

— Как тебе не стыдно, — мягко упрекал Аврум Федьку, — пора остепениться… Жениться пора, хозяином стать, семьей обзавестись…

Послушай Федька своего благодетеля, упреки Аврума примерно были бы такими:

— Что ты, дуралей, наделал? Чем ты семью кормить будешь? К чему тебе, дураку, жена?..

Шимшон забыл о своей неудаче. Он складывает розовые и алые куски кретона, бережно разглаживает каждый сгиб и морщинку. Рука его скользит вверх и вниз по полкам, придвигая и отодвигая цветные стопки материи. Он прицеливается, отходит и возвращается, любуется строгой линией сложенного кретона и, поглядывая на соседние полки, думает, что лучше его не сделает никто.

Хозяин прикидывается равнодушным, словно не замечает его искусства. Приказчики снисходительно усмехаются и отделываются шуткой.

— Шимшон добивается медали, — говорит Курис, осторожно смахивая ворсинку с пиджака. — Придется ему дать…

Этот изящно одетый жених с нежно-розовыми щечками любит исподтишка укусить.

— Подумаешь, медаль, — зубоскалит Сукальский, — ему памятник подай на базарной площади…

Шимшону нет дела до этой болтовни, он выравнивает полки кретона, мельком поглядывая через открытую дверь на улицу. Как знать, увидит кто-нибудь прекрасно сложенные полки кретона, залюбуется и спросит:

«Скажите, господин Уховский, какой приказчик так блестяще сложил ваш кретон?..»

Разговор с Федькой обрывается на самом важном месте, как раз когда рука Аврума ушла в карман за гривенником. На базаре появляется инженер городской управы Ефим Исакович Гер в сопровождении человека с кокардой на фуражке. За ним толпой следуют ремесленники, торговцы и нищие. Они шумно спорят, встревоженные и гневные. Иося, потный, в развевающемся лапсердаке, больше всех суетится, таинственно шепчется то с тем, то с другим и решительно жестикулирует. Козачинский часто перебивает его и отмахивается от старика. Торговки баранками и засахаренными орехами неистово стонут и заламывают руки. Жестяник Мотель растерянно теребит свою рыжую бороденку и громко икает.

Инженер берет об руку своего спутника и чертит рукой в воздухе план:

— Кузню придется отодвинуть в сторону или перенести на другое место…. Цирюльню и лотки сломать — они мешают движению… Взгляните на чертеж: шесть лавок мы переделаем, десяток уберем — и проходы станут вдвое шире…

У инженера привычка все время улыбаться. Скажет слово и улыбнется, точно обрадуется самому себе…

— Ефим Исакович, — прорывается вдруг Иося, — что вы здесь затеваете?

Приплюснутый нос его оживает, ноздри вздрагивают, и алые жилки ярко выступают на них.

Инженер улыбается как ни в чем не бывало.

— Нравится вам это, реб Мотель? — высоким, девичьим голосом поет Ривка. — Он тычет пальцем в мою лавку…

Она поднимает юбку, засовывает руку в привешенный карман и принимается грызть семечки.

Уховский встает и протягивает инженеру руку:

— Здравствуйте, Ефим Исакович! Что вы тут замышляете?

Странный человек этот Мотель-жестяник, всюду и везде он вмешивается.

— Разве вы сами не видите? Ефим Исакович собирается нас задушить…

Задушить? Инженер смеется и укоризненно качает головой.

Аврум тоже усмехается и повторяет вопрос:

— Что вы скажете хорошего, м-сье Гер?

Кажется, сейчас он потрет руки и прикажет:

«Покажите им заграничные образцы, не жалейте… Выкладывайте все, что у нас есть лучшего. Дайте им «лурики», «шматыс» и берите «а мэках»…»

— Что я замышляю? — непрестанно улыбается инженер. — Поздравьте меня с успехом: решено перестроить толкучку… Три года ничего нельзя было добиться: у одного гласного здесь брат торгует, у другого — участок в аренде… И наконец со мной согласились…

Шимшон бросает восторженный взгляд на сложенный кретон и выходит за дверь.

Торговцы, ремесленники и нищие тесно окружили инженера, наперебой кричат и ссорятся. У Ефима Исаковича большие, широко открытые глаза, точно его однажды удивили на всю жизнь. Теперь изумленный взгляд его застыл и глаза неподвижны.