Антти Тимонен - В заливе ветров

Они вышли на недавно освободившуюся от снега, но уже обсохшую песчаную отмель. Озерный лед далеко отступил от берега и лежал гладкий, почти черный, не отражая солнца.

— Смотри, Петя, как лед потемнел. Скоро его прибьет к берегу.

— А знаешь, с какой силой напирают льды на берег? — оживился Александров. — Если бы ее можно было использовать…

— В механической мастерской? — рассмеялась Айно. — Неужели ты не видишь в ледоходе ничего другого, — ну, просто, скажем, красивого.

— Да, он красив. — Александров задумался. — Я помню ледоход на Волге во время войны. Село, куда мы попали, стояло на самом берегу. Так и казалось, что его снесет. Вот бы посмотреть, что там делается теперь.

— Ну что же… Можешь поехать прямо из Карелии водным путем до Волги. — Вдруг она перебила себя: — А ведь, правда, это удивительно? Кажется, будто Карелия становится все ближе к Москве.

Со стороны поселка донесся гудок паровоза, потом стук колес.

— Но ведь ты обещала поехать вместе со мной в Крым? — с беспокойством спросил Александров.

— Ну, до отпуска еще далеко.

Айно подняла на Александрова глаза, и ее длинные ресницы заколебались.

— В жизни случается всякое, Петя. Я бы не хотела, чтобы мы ошиблись. Подумаем еще…

— А ты что, сомневаешься? Ведь мы уже условились, что в начале отпуска поженимся.

Айно отрицательно покачала головой:

— Нет, я не сомневаюсь… Просто хочу, чтобы мы еще подумали.

— Мы же хорошо знаем друг друга, — взволнованно заговорил он. — Ты знаешь, о чем я думаю, что хочу сделать в жизни… И я тоже знаю…

Александров крепко сжал ее руку. Но Айно тихо отняла ее. Долго шли они молча, прислушиваясь к звукам журчавшего где-то неподалеку ручья. Вдоль берега виднелась широкая полоса воды. Слышался плеск волн в сухих прибрежных камышах.

Когда они вернулись к костру, он почти погас. Петр подбросил в костер дров. Сухие сучья сразу же вспыхнули.

Александров наломал пучок вербы.

— Возьми на память о сегодняшнем дне.

— А знаешь, Петя, я никогда не видела ни гор, ни моря. Говорят, что Черное море зеленоватого цвета…

— А я был в Алупке, каждый день купался в море, а цвета не помню, — усмехнулся Александров. — Помню только, что когда буря, лучше всего плавать подальше от берега, среди волн. И ведь в жизни так же, правда, Айно?

— Я бы побоялась заплывать далеко.

— А со мной? Ты так и не ответила мне. Почему ты молчишь?

Уже начало смеркаться. В прибрежной безлесной полосе отражались огни Туулилахти. Стало прохладно. Они остановились на обрыве. Петр взял ее за плечи. Айно посмотрела ему в глаза. Он притянул ее к себе, наклонился и поцеловал полные губы девушки. Но вдруг она резко вырвалась из его объятий.

— Пора домой! — И торопливо пошла в гору, к поселку.

Александров отстал. Она слышала, как тяжело он дышит.

— Что с тобой? — испуганно спросила Айно. — Ты, наверное, в самом деле болен? — Она уже жалела, что обидела его.

— Я ждал от тебя не врачебной заботы, — сухо ответил Александров. — Я так был счастлив сегодня, что побудем вместе!.. Даже работалось по-особенному.

— Мы еще будем, будем счастливы.

Но он все шел позади, не приближаясь к ней.

Этой ночью Александров спал совсем плохо. Его опять сильно знобило. Погружаясь в дремоту, он видел во сне какой-то запутанный клубок ниток, который никак не мог распутать, и мучился от этого. Проснувшись, он вспомнил проведенный на берегу вечер и жалел, что обидел Айно.

Утром он уехал в сплавную контору за оборудованием.

Начальник сплавной конторы, молодой инженер, только год назад окончивший лесотехнический институт, встретил Александрова тревожным вопросом.

— Что у вас там случилось с плотиной?

— Рухнула, — кратко ответил Александров.

— Это я знаю, — обиделся начальник. — Объясните мне другое: как это так получилось, вы сами пришли к выводу, что плотина не выдержит, и ничего не сделали? Почему не отремонтировали?

— Вы же знаете, я занимаюсь только механизмами.

— А что Воронов думает?

Мрачный, усталый Александров чуть не высказал всю обиду на Воронова, но сдержался. Ответил неопределенно:

— Положение у него тяжелое. — Подумав немного, он добавил: — Решил восстанавливать плотину.

— А справитесь вы со строительством и с восстановлением плотины?

Александров нерешительно пожал плечами и, чтобы избежать дальнейших расспросов, протянул заказы на оборудование. Начальник нехотя отпустил его, решив поговорить с Вороновым.

Оформив наряды и побродив по отделам и складам, Александров пошел в дом для приезжих.

Ночью он метался без сна на постели, потом встал и взял у дежурного градусник. Ртутный столбик поднялся выше тридцати восьми. Пришлось пойти утром в районную больницу. Седой старичок в очках с широкой оправой выслушал его, постукал по груди. Не сказав ничего, велел сдать анализы и послал на рентген.

На следующий день врач встретил его с озабоченным видом. Он молча снял очки, повертел их в руках и начал расспрашивать:

— Чем вы болели в детстве?

Александров усмехнулся:

— Как все дети: коклюшем, корью.

— Как у вас раньше было с легкими? До ранения?

Александров уклонился от ответа:

— А что с ними? — спросил он.

— Видите ли… — Врач зачем-то надел очки и коротко сказал: — Вам надо ехать в санаторий. Чем скорей, тем лучше. Идите в райком союза, попросите путевку в Крым. Я уже звонил туда.

— Что же со мной? — спросил Александров, не в силах скрыть волнение.

— Туберкулез легких. Процесс, небольшой. Не расстраивайтесь, Крым вас вылечит.

— Мне нельзя сейчас уезжать.

Врач спокойно объяснил:

— Повидимому, вы перенесли тяжелую простуду на ногах. Но болезнь еще в такой стадии, когда ее легко остановить, если вы не будете медлить. До отъезда придется полежать в постели.

— Я не могу лежать — мне же надо монтировать электростанцию…

Врач развел руками.

Александров зачем-то прошел в дом приезжих, но там ему не сиделось, отправился на склад сплавной конторы, но и там задержался не больше часа. Он долго кружил по улицам, пока, наконец, решился и зашагал в профсоюзный комитет. Председатель комитета сочувственно посмотрел на Александрова. Это сочувствие совсем расстроило его.

— Мы уже знаем, нам звонили из больницы. Как только получим путевку, сразу сообщим вам…

Он снова вернулся в дом приезжих, закрыл дверь на крючок и улегся. С улицы доносилась веселая возня играющих детей. Он поднялся и закрыл форточку. Но теперь в комнате стало угнетающе тихо.

Не первый раз врачи говорили Александрову о его слабом здоровье. Но ему всегда казалось, что врачи обманываются и напрасно пугают его. Сколько уже прошло времени после ранения, он и не вспоминал о тяжелых госпитальных днях. Он работал, жил, думал о том, что на его век дней хватит, их, правда, запасено не с решето, как говорит хорошая поговорка, но все самые большие его дела были еще впереди. Он не думал о смерти, хотя понимал, что она существует где-то рядом с жизнью. Ему почему-то казалось, что умирают только те, кто уже все сделали, или те, кому и делать нечего, кто не сопротивляется смерти. Но сам-то он еще только собирался начать жить.