Лев Лондон - Снег в июле

— Леонид Сергеевич, вы ведь говорили мне, что Самотаскин не годится на управляющего?

— Да, говорил.

— Ну вот, Сергей Сергеевич, Северов подтверждает мои слова.

Начальник главка посмотрел на Петра Ивановича: Тот сидел в кресле, свободно откинувшись на спинку, то выражение отчаяния, которое было на его лице в первую встречу и так поразило тогда начальника главка, исчезло. Теперь лицо его было спокойно. Сговорились ли эти трое, что так согласно выступают против него. Знание людей, приобретенное за долгие годы руководящей работы, подсказывало начальнику главка, что не все тут ладно. Ему с самого начала понравился Петр Иванович, такой не подведет. Может быть, он действительно не годится на должность управляющего, кажется, слишком прямолинеен, но именно на таких людях держится строительство. Начальник главка решил дать ему последний шанс.

— Ну, а вы, Петр Иванович, что-нибудь еще хотите сказать?

— Нет. Я ничего не могу добавить к тому, что говорил.

Кадровик, вежливо привстав, положил на стол проект приказа.

Северов понимал: если сейчас не вмешаться, совершится неправедное дело, но должен ли он высказаться против Важина, Лисогорского, уверен ли он, что Петр Иванович сможет потянуть трест. Когда Северов ехал сюда, все было ясно, сейчас он вспомнил начальника СУ Федорова, который был против Петра Ивановича, вспомнились ошибки управляющего. Эх, тяжел груз секретаря парторганизации! Он, мирный, уже пожилой человек, должен выступать против Важина. Почему должен, ведь… Не крутить, он не имеет права стать в сторону!

— Сергей Сергеевич!

— Да, — начальник главка, читавший проект приказа, поднял голову.

— Я хотел бы еще сказать: многие в тресте не считают Петра Ивановича плохим управляющим. — Северов помедлил, как хорошо бы сейчас прикрыть глаза, чтобы сформулировать мысль. — Я тоже переменил о нем мнение. Мне думается, что в другом тресте он мог бы работать… — Как уничтожающе смотрит Важин.

Начальник главка отложил ручку. Когда он обратился к Важину, на его лице появилась любезная улыбка.

— Может, действительно так сделать?

Важин пожал плечами:

— Мое мнение вы знаете. Самотаскин был и остался прорабом. Но… — Важин тоже любезно улыбнулся, — но главком командуете вы.

— Ну что ж, если никто не возражает…

— Я возражаю, — негромко произнес Петр Иванович.

— Вы, почему?

— Мы не должны все время уступать таким людям, как Важин… Когда вы снимаете меня с работы, я спорить не могу, значит, не справился. Но если вы переводите меня на ту же должность управляющего в другой трест, это значит — уступить Важину тогда, когда он ведет себя недостойно.

Важин вскочил.

— Как вы смеете так говорить! — закричал он.

— Сядьте, пожалуйста, и не кричите. Я отвечаю на вопрос Сергея Сергеевича, — спокойно сказал Петр Иванович.

Начальник главка с интересом посмотрел на него.

— Действительно, не стоит шуметь… Это ваше окончательное решение, Петр Иванович?

— Да.

— Хорошо, я посоветуюсь. Завтра сообщу.

Государственная комиссия но приемке в эксплуатацию корпуса № 14 назначена на 30 июня в четыре часа дня.

Член государственной комиссии представитель райисполкома Анатолий Иванович Рюмин выехал в три часа. Сел в троллейбус, потом еще пробился в трамвай, переполненный людьми. Его прижали к билетной кассе, и всю дорогу, которая продолжалась двадцать одну минуту, ему пришлось опускать мелочь в кассу и отрывать билеты. Сухощавый, несколько желчный Анатолий Иванович Рюмин мысленно посылал всех к черту, но обязанности кондуктора выполнял исправно. На остановке «Аптека» он сошел и дальше уже добирался пешком, тщательно обдумывая свою линию поведения. Сегодня утром он был вызван к первому заместителю председателя райисполкома Важину, у которого получил следующую установку:

— Дом номер четырнадцать должен быть сегодня принят государственной комиссией, — строго сказал Важин.

— Но, Игорь Николаевич, — позволил себе заметить Рюмин, — дом не готов к приемке.

Вообще говоря, Важин мог повторить приказание, и на этом разговор бы закончился, но он счел необходимым разъяснить своему работнику: первое — район не выполнит план квартала и полугодия без корпуса № 14; второе — государственная комиссия уже назначена, перенос ее произведет плохое впечатление. Важин просил это учесть и обеспечить приемку корпуса.

Рюмин согласился. Единственно только, что он оговорил, если не будет получаться — позвонит. В этом случае Важин немедленно приедет.

У входа в дом Рюмин остановился, настраивая себя, как это обычно делает атлет перед поднятием штанги, и решительно открыл дверь. Было без пятнадцати четыре.

Член государственной комиссии архитектор Романов в три часа зашел к руководителю мастерской.

— Я хотел… — начал было Романов, улыбаясь своей гипсовой улыбкой.

Руководитель мастерской остановил его:

— Вы читали?

— Читал, конечно, читал, но я хотел…

Напрасно говорят, что настоящая дисциплина только в армии. У врачей, в научном мире, в архитектурных мастерских отношения маститых с подчиненными зиждутся на строжайшей дисциплине. Романов вздохнул и взял со стола вырезку из газеты, уже изрядно затертую. Статья называлась «Дырявый барьер», и говорилось в ней о неправильных действиях государственных комиссий — каждый архитектор, идя на комиссию, обязан был перечесть эту статью.

— Прочел, — через три минуты сказал Романов, положив статью на стол.

— Прочли или только пробежали? — недоверчиво спросил руководитель мастерской.

— Прочел. А вообще, я уже знаю ее наизусть. — Романов это сказал в сердцах, но на губах его была все та же застывшая улыбка. — Теперь я могу сказать?

Руководитель мастерской утвердительно наклонил голову.

— Я все равно решил акт государственной комиссии не подписывать, корпус не готов.

— Ну что ж, очень хорошо…

Романов выехал в полчетвертого. Автобус шел из центра, пассажиров было мало, и Романов, примостившись на мягком сиденье, с удовольствием представлял, как председатель комиссии будет опрашивать всех. А он так прямо и заявит: акт, мол, подписывать отказываюсь, потому что дом не готов. Это будет впервые за многие годы его работы архитектором. Сколько раз он кривил душой, принимал незаконченные дома и ставил оценку «хорошо»!.. Помнится, один раз попал к своей знакомой на новоселье. Знакомая, счастливая, что получила отдельную квартиру, все благодарила Романова за отличный дом. Романов соглашался (как не согласиться, когда тебя хвалят), хотя видел много огрехов и недоделок. Когда он уже уходил, Катя, так звали знакомую, смущенно спросила: