Лев Лондон - Снег в июле

— Мне можно? — Костя улыбаясь заглядывает в кабинет, пробуя оценить, в каком сейчас настроении управляющий.

— Заходите.

Костя проходит и садится в одно из черных кресел, поглубже, аккуратно кладет руки на борта кресла. Спешить некуда. Если уж сам управляющий пригласил его, то пусть уделит ему внимание.

— Удобное кресло, — говорит Костя для начала. Управляющий молчит. Вроде смотрит на него, но Костя видит, что мысли Самотаскина далеко. Это смущает. — Вы сказали зайти через час… Вот я весь перед вами. — Собственно говоря, Костя уже принял решение, следовало не рассусоливать, а просто сказать.

— Сейчас. — Управляющий нажимает клавишу коммутатора. — Иван Семенович, к вам зайдет водитель нашей легковой. Нужно оформить его монтажником… Да, к Волошину в бригаду. — Он выключает коммутатор и говорит Косте: — Пройдите в отдел кадров.

— Вы даже не спросили окончательное мое решение. Раз, и готово! А между прочим, я решил остаться шофером. — Костя встает и идет к двери. — И между прочим, — обиженно говорит он, берясь за ручку, — если я вам не подхожу, то завтра у вас будет другой шофер. — Как выйти из неприятного положения, Костя придумал в машине. Вроде совсем неплохо получается.

Управляющий недоуменно смотрит на него.

— Но вы ведь сами сказали…

— Да, сказал. Не отрицаю. Но почему такая спешка, ведь решается судьба человека. — «Судьба человека» — это тоже придумано заранее, так сказать, домашняя заготовка.

В кабинет быстро входит Аглая Федоровна.

— Петр Иванович, только что звонили из главка, — очень взволнованно говорит она. — Просят вас ждать, не отлучаться.

Костя видит, что управляющий взволнован этим известием. Костя сейчас много мог бы сказать. К примеру: вот, мол, когда дело касается другого — то все просто, а себя — волнуешься. Но, глядя на управляющего, он замечает, как сдал тот за последние дни. Трудно такому: все прямо, без хитростей, и Костя еще добавляет; думал, наверное, управляющий наставить его на путь истины, по-своему, конечно, думал. И вот в который раз обманулся… Костя прикидывает, как могло бы эффектно получиться, если б вот сейчас подошел он к Самотаскину и так просто, без нажима, сказал: «Знаете что, Петр Иванович, пойду я работать монтажником. Убедили меня». Наверное, управляющему было бы приятно, может, они даже подружились бы… Но вместо всего этого он вдруг скучно спрашивает:

— Мне можно поехать пообедать?

— Да.

Костя приехал минут через сорок в отличном настроении. Есть такая закусочная в переулке, около улицы Герцена. Хоть и обычная забегаловка, но кормят ничего, в основном ударяют по грузинским блюдам: шашлыки, харчо, люля-кебаб — все с акцентом на перец. Другие ругаются, а Косте нравится… Ну-с, а что тут за это время случилось?

— Аглая Федоровна, звонили тут?

— Кто это, Костенька?

— Ну, начальник главка.

— Нет… Костенька. Просьба к вам: побудьте за меня, я быстро.

Хоть и не любит этого Костя, но сейчас милостиво соглашается. И тут же Всевышний — есть все же наверху кто-то, определенно есть! — вознаграждает его за добрый поступок. В приемную вошла та самая особа, которая приезжала сюда с грубоватым парнем и которую Костя оценил по весьма высокой категории. Он хотел вскочить, но тут же, вспомнив, как эта особа над ним смеялась, быстро взял первую попавшуюся папку и стал внимательно читать — смешок тот ей припомнится.

— Здравствуйте! Кажется, Константин? — любезно поздоровалась посетительница.

Костя перевернул страницу: «Прораб схватил увесистую чернильницу, весом не менее одного килограмма, и запустил в голову начальника СУ-27»…

— Здравствуйте, — солидно произнес Костя, продолжая читать: «Хотя чернильница пролетела всего миллиметров тридцать от головы начальника СУ-27, Агашкин даже не шелохнулся. «Все равно график придется выполнить», — твердо сказал он». (Черт знает какую чушь печатает Аглая Федоровна!)

— Если помните, Константин, Кругликова я, Нина Петровна. Вы в прошлый раз помогли мне попасть к управляющему.

Костя наконец поднял голову… Хороша, черт побери! Но тоже почему-то похудела. Чего они все переживают?

— Что-то такое припоминаю. Кажется, вы тогда очень смеялись? — Все шло как по нотам; еще немного терпения, и он возьмет реванш. Костя снова занялся папкой: «Железная выдержка начальника строительного управления номер 27 Агашкина М. М. покорила прораба»…

— Я хотела бы пройти к управляющему.

— К сожалению, он занят. — Костя еще держался, цепляясь за спасительную папку. Но тут (на свою беду) снова посмотрел на посетительницу. Черт возьми, глаза какие большие! Вроде… Нет, сравнить с фарами их нельзя, но стоп-сигналам вполне соответствуют.

Посетительница слегка улыбнулась. Бедный Костя! Вся его решимость растаяла, совсем он сейчас не был похож на твердого «начальника СУ-27». Он вскочил и широко открыл дверь.

— Проходите. Я надеюсь…

Посетительница в знак благодарности слегка наклонила голову и прошла в кабинет.

Костя еще постоял у двери. Боже, какая девушка! Потом подошел к столу: что же все-таки печатает Аглая Федоровна? Он взял папку. На заглавном листе большими буквами стояло: «Павел Писарев. Твердость. Повесть.»

И вот они сидят друг против друга, как когда-то, словно не было этих двух лет, так разделивших их. Она пришла, и ей, конечно, начинать разговор. И тема ясная: неправильная приемка дома № 14. Но сейчас, глядя на его похудевшее, осунувшееся лицо, Нина, уже в который раз, задает себе вопрос: что он делал эти два года в Воронеже, как у него с женой, бывшей, кажется? Почему он не отвечал на письма?

— Мы с вами не виделись два года, Петр Иванович, если не считать недавней встречи, когда я убежала отсюда… — Нормальное начало! Она мысленно похвалила себя. Главное, не сбиться на письма, ни в коем случае! — Я была неправа тогда. Алешка рассказал, что вы послали письмо в стройконтроль об отмене комиссии.

Самотаскин вежливо наклонил голову.

— Хочу уйти со стройки, заявление написала. Но перед тем как его подать, решила заехать к вам.

Самотаскину непонятен ее приход. Странно, чего она ждет от него: совета, жалости, участия? Волнуется… Он с некоторым злорадством отметил, что два года не прошли для нее бесследно: поблекла немного, морщинки делают ее старше, серьезнее. И это как-то примиряет Самотаскина. На миг она становится ближе: свой брат строитель, видно, попала в неприятное положение, просит совета. Он мягко спрашивает:

— Почему вы хотите уйти?

— Это длинная история, Петр Иванович. Я все время спорила с собой. Один человек во мне насмешливо говорил, что высшая математика, которую я изучала, как раз нужна для побелки потолков, оклейки стен обоями, укладки паркета и плитки — всему, чем я занималась в последнее время. Другой… Вчера пришла ко мне женщина, будущий новосел. Смотрела свою квартиру… Радовалась! Другой во мне человек утверждал — и мне казалось, он прав, — что приносить людям радость — это высшая математика жизни, большое счастье. Оно все компенсирует… А вы как считаете?