Александр Патреев - Инженеры

К вагранкам подали воздух, и цех наполнился глухим воем. Огонь клокотал в их каменной утробе с такой силой, что заглушал всякие голоса людей и резкий стук земленабивных машин.

Зноевский не уходил из цеха ни на минуту, вместе с мастером они следили за примесями, проверяли температуру. Она медленно поднималась; прошло несколько часов, пока стрелка прибора указала нужную цифру. Фосфоритный чугун возымел свое действие.

Мастер, пробив железным стержнем летку, взял первую пробу, и Майколов записал в журнале ее время. Штальмер держался поблизости, не вмешиваясь ни во что, и только однажды спросил Зноевского, прокричав в самое ухо:

— Не рано ли еще?

Зноевский неопределенно кивнул ему.

Пробу унесли в лабораторию, но оттуда не поступило тревожного сигнала, как ждал Авдентов. Его не обольщала эта положительная оценка, и он думал, что с последующей пробой может произойти скандал.

А Степан расхаживал по цеху, сунув руки в карманы, и в лице его, немного мрачном, осунувшемся, сквозило напряжение, поднимавшееся будто одновременно с тем, как повышалась температура металла. Надлежало теперь следить, чтобы не проглядеть в расплавленной грохочущей массе даже мельчайших отклонений от нормы.

Взяли вторую пробу, и хотя лаборанты не заставили долго ждать, но эти минуты казались слишком долгими не только Авдентову… Старик Харитонушка уже два раза убегал от разливочного конвейера и, чтобы не отрывать своего сына и Авдентова от работы, кричал Штальмеру:

— Ну как?.. погодится ли?

— Иди, иди на свое место, — прогонял его Штальмер. — Не мешай.

— А куда я пойду?.. у меня тут и место: я — литейщик! — воспротивился Харитон. — И сын мой тут. Мы оба — литейщики.

— Где… кто ваш сын? — не поверил Штальмер и даже оглянулся.

— «Кто, кто»… Сын, говорят тебе… Инженер Николай Харитонович Майколов, вот кто!.. Своих-то знать надо!.. а ты гонишь, не знай куда, — отчитывал его обиженный Харитонушка. — Гляди — народ истомился, ждет, — и указал в сторону формовщиков и разливщиков, часто поглядывающих сюда. — Все ждут!..

В металле постепенно рождались те качества, за которые упорно и долго воевал Степан… Наступило время брать последнюю пробу. Мастер опять пробивал летку, став боком к ней, и готовый мгновенно отскочить в сторону. В пробитом отверстии бушевал ослепительный, как солнце, металл. Устремился по желобу тонкий ручей, и сразу стало жарко людям, — такое огромное тепло заключалось в нем! Зноевский подставил ковш, и мастер тут же заткнул летку глиной на конце железного стержня.

Выплеснутый на чугунные плиты пола металл превратился в бесформенный слиток. Ярко-малиновый свет его медленно мутнел и гас…

Когда остыл слиток, Зноевский поднял его и со всею силой ударил плашмя об пол — слиток звякнул и не распался на куски, не дал трещины, как случалось прежде. Подойдя ближе, Степан впился в него глазами и с каким-то жестоким торжеством усталого, но победившего в борьбе, произнес только одно слово:

— Есть! — И черные брови его дрогнули.

Авдентов знал, чего стоила Степану эта плавка, решавшая судьбу всего завода.

Из лаборатории еще не поступило сведений..

— А вдруг… — начал было Штальмер, подошедший опять к Зноевскому.

— Товарищ Штальмер! — прокричал Степан. — Вы, как инженер и начальник цеха, должны знать, что в литье «вдруг» никогда не бывает. Это закономерный процесс, где все учтено: — И повернулся к Авдентову: — Папиросу дай мне, пожалуйста… Я дома оставил трубку.

Протяжный и гулкий заревел гудок. Прорывая пространство, он раскатывался в просторах цеха, то усиливаясь, то ослабевая, и постепенно начал спадать. Минутой позже затихли машины в земленабивном отделении.

В дверях литейки появился технолог — высокий и плечистый парень в черном берете и в халате из синего сатина. Он шагал мимо разливочного конвейера, который уже остановился тоже, и подошел к Зноевскому.

— Норма! — сказал он. — Поздравляю.

Среди инженеров произошло минутное замешательство, они смотрели друг на друга и молчали.

— Прекрасная плавка, побегу звонить Дынникову! — крикнул технолог.

Ночная смена кончилась, уступая свое место первой, но литейщики не торопились домой. Каждому хотелось увидеть этот побежденный металл. Пришли сюда и Варвара с Настей.

И вот настало время… по очереди, парами, подходили заливщики с «ухватами», подставляли свои тигли под тяжелую, опаляющую жаром струю, от которой отскакивали белые искры. Один из рабочих не пришел, и Харитон остался заменить его. Защитив глаза «консервами», он бойко носил чугун и разливал в формы.

— Своего «хлебца» дождались! — весело воскликнул он.

— Да, неплохо, — отозвался второй литейщик. — Народ, он силу имеет… Теперь без иностранцев управимся.

Зноевский следил за разливкой и однажды Харитону сказал:

— Легонько… Не обожгись.

— Ничего, Степан Аркадьич, не сомневайся. Ни капельки зря не прольем… Его бояться нечего: он — смирный.

Залитые формы медленно ползли в охладительный тоннель, и синие язычки пламени вырывались из них. Потом на выбивных машинах освобождались от земли, и готовые детали, подвешенные на крючья воздушного конвейера, потянулись одна за другой в механический цех к станкам, остывая в пути. Провожая их глазами, радовались все, кроме инженера Штальмера, который, уходя из цеха, думал только о своем падении, наступившем гораздо раньше, чем ждал он.

Он ненавидел и завидовал; ему представлялся путь Зноевского непрерывной цепью легких усилий и счастливых удач. Следя за временем, Штальмер все больше и больше убеждался, что Зноевский свалит его.

Он пробовал незаметно для других кое-что перенять у Степана Аркадьевича, чтобы выровняться с ним и удержать за собой прежние права начальника цеха, но старания не принесли плодов, а за этот срок успели обогнать его Авдентов и Майколов, у которых хватало энтузиазма и любви к делу, чего не имел в себе Штальмер.

С каждым днем ему становилось труднее осуществлять свои замыслы: куда бы ни ткнулся, противостояла масса людей, но тем изощреннее становилась его хитрость.

…Однажды, месяц тому назад, в ночную смену, когда загружали шихту, взрывом разворотило первую вагранку. Ее восстанавливали двенадцать суток, ни на час не прекращая работу. Искали долго виновных в этой аварии, допросили немало людей, но пришлось установить одно: обледенелый тюк шихты, брошенный в расплавленный металл, явился причиной взрыва… И только Штальмеру известно было, что это произошло не так…

Хозяева, кому служил он, требовали решительных усилий, подхлестывали, ставили сроки, но Штальмер не торопился, набивая себе цену… Да, у него мало оставалось времени, земля горела под ногами, уже не он, а Зноевский главенствовал в литейном цехе, и решение всяких дел зависело не от Штальмера, а от его помощника.