Александр Патреев - Инженеры

Время действия обоих романов — начало тридцатых годов, точнее, 1930—1931 годы — эпоха великого перелома в нашей стране, дерзко и решительно вступившей на путь индустриализации. «Это была весна второго года пятилетки, — пишет А. Патреев в романе «Инженеры». — Вся страна будто сдвинулась с прежнего, обжитого места и пошла прямиком вперед». В том же романе писатель рисует емкую метафорическую картину, иносказательно раскрывающую не только внутреннюю атмосферу в стране в начале 30-х годов, но и внешнее, международное положение державы социализма: «Океан жил неспокойно, свирепые волны били в борт, а корабль, нагруженный до предела, шел первым рейсом, какого не знала лоция мира». Эта метафора в стилистике А. Патреева — не случайность, а знак сознательной установки писателя на изображение времени как периода не только экономических, но и идеологических битв. Так и написаны оба романа — с глубоким вниманием не только к сугубо внутренним делам своей страны, но и с желанием понять, разгадать и обезвредить врага, мешающего строительству первого в мире государства подлинного равенства и справедливости.

Строгое, крутое, суровое, щедрое, жаркое, вдохновенное, жесткое, юное время — такие и еще многие другие эпитеты находит А. Патреев для определения «главного времени» своей жизни, времени, которое, бесспорно, стало одним из решающих этапов и в истории нашей Родины.

«Здесь — тоже фронт», — говорит персонаж романа «Инженеры»; «фронт жестокой схватки с врагом», «здесь вообще будет жесткая проба», — вторят ему другие. Начальник Автостроя Борис Дынников, герой, несомненно, дорогой писателю, в стилистике романтической и в то же время суровой, близкой авторской, аналогию «фронт» и «стройка» делает смысловым стержнем самого важного своего выступления перед рабочими: «Многим строителям по восемнадцать, по двадцать два года или чуть больше. Их лица молоды, как и мечта, которая влечет вперед. Они пришли сюда за сотни километров, пришли так же, как их старшие братья шли в окопы, на фронты гражданской войны… Гул фронта и боя встречает и окружает их здесь. Они роют окопы — котлованы, возводят блиндажи — бетонные перекрытия, они обслуживают орудия — краны, элеваторы, транспортеры, паровые котлы и экскаваторы, лесопильные рамы и бульдозеры».

«Фронт», «бой», «жесткая проба» — может быть, эти яркие параллели соответствуют лишь строительству автозавода, автогиганта, как говорили тогда, называя будущий «завод «чудом века» и «сказкой»? Но нет, борьба упорная, суровая шла повсюду, и в глухих заволжских лесах она была не менее жестокой, чем на крупнейшей стройке века. Первый роман А. Патреева «Глухая рамень» — о том, как на одной из окраин Советской России, в кондовых местах Омутнинской тайги, «с невиданным ускорением изменялось лицо земли, изменялись люди, наши представления и масштабы созидаемого».

В авторском предисловии к роману «Глухая рамень», написанном к изданию 1974 года, А. Патреев обращается к нашему современнику: «Все это: и люди, и быт, весь уклад жизни и те отшумевшие события — стало уже историей. Она требует к себе от молодых поколений, пришедших в мир гораздо позднее нас, сугубого внимания, бережности и объективной оценки… И пусть ни одна подробность, ни одна крупица в событиях, в характерах и нравах, в быту и в языке народном не будут позабыты…»

Впервые роман «Глухая рамень» (под названием «Таблица Крафта») был опубликован в 1934 году. С тех пор прошло полвека, за которые роман переиздавался десять раз, что, несомненно, свидетельствует о неубывающем интересе к нему читателей разных поколений. Думается, что есть две причины столь продолжительного внимания читательской аудитории. Прежде всего, нам, как согражданам нашей страны, не может быть безразлична история Родины, ее «весеннее утро», как называл А. Патреев первую пятилетку, — это «детство социалистической индустрии», которое «не повторится больше никогда». Нас манит оглянуться на пройденный путь, понять и узнать, как жили пятьдесят лет назад наши деды и отцы, понять и узнать не только по учебникам истории, но и по живым картинам художественной прозы, воспроизводящей общее всегда в единичном, а значит, эмоционально действующей на человека гораздо глубже и точнее, чем любые самые серьезные научные трактаты. Вот почему мы до сих пор с волнением перечитываем такие «производственные» романы конца 20-х — начала 30-х годов, как «Цемент» и «Энергию» Ф. Гладкова, «Гидроцентраль» М. Шагинян, «Время, вперед!» В. Катаева, «Соть» и «Дорогу на океан» Л. Леонова…

При общности тематики (социалистическая индустриализация) произведения эти все же различны. Если, например, В. Катаев склонен скорее изображать непосредственно производство, технику, машины и т. д., забывая при этом о человеке, то такие писатели, как Ф. Гладков и Л. Леонов, проблему социалистической индустриализации понимают и как проблему становления и формирования социалистического сознания, а значит, предпочитают угол изображения — нравственный и философский. А. Патреев тяготеет к нравственно-философскому типу изображения людей труда, созидателей и революционеров, и тем самым, как справедливо отмечает литературовед И. Кузьмичев, «продолжает генеральную линию советской литературы, развивает традиции Горького».

В уже цитировавшемся выше обращении А. Патреева к читателям 70-х годов есть такие строки: «В наши дни продолжается в идеологии жестокая война, где история каждому из нас, дорогой читатель, определила свое место… Сердце и разум — это тоже высоты на фронте, которые нельзя отдавать врагу». «Глухая рамень» — роман прежде всего о том как необходима борьба за «сердце и разум» человека. В этом смысле и сугубо «производственным» романом его можно назвать лишь условно.

Впрочем, может быть, здесь кроется «жанровое решение» вопроса и для современного «рабочего» романа (или повести). Ведь не секрет, что и наши нынешние авторы чересчур увлекаются научно-техническими или узко производственными проблемами, выводя на страницы своих произведений не многогранного человека, а лишь его суррогат, бледную тень, пассивного «носителя» всех этих проблем. И в этом смысле роман «Глухая рамень», написанный более полувека назад, можно прочитать и как роман-предостережение. Не случайно так явственно прозвучала в нем мысль о том, что многих трагических событий, обрушившихся на героев «Глухой рамени», можно было бы избежать, если бы руководители леспромхоза занимались не только «хозяйственными делами», но и были бы предельно внимательны к людям, без которых, как известно, ни хозяйства не поднимешь, ни планов не выполнишь. Упрек этот адресован в романе в первую очередь директору Раменского леспромхоза Бережнову — одному из первых «деловых» героев советской литература.