Александр Патреев - Инженеры

— Если мне такие слова говоришь — дурак ты! Идиот! Я с тобой и разговаривать не желаю!..

Подшибихин бежал от ворот и все повертывался, озираясь по сторонам.

Вдали на пустыре, за разбросанными досками и бревнами виднелся всадник. Кто-то из десятников на этот раз объезжал свой участок.

Пробежав вприпрыжку через бугры, ямы и кочки, Макар Макарыч пошел размеренным деловым шагом.

Пять человек из мокроусовской артели стругали половые доски и клали в стопы по обе стороны от себя. К ним подъезжали подводы и увозили тес на новый поселок, куда вела проторенная недавно дорожка.

Важно, почти тоном приказа, который и дается для беспрекословного исполнения, Подшибихин начал:

— Комиссия приехала… Борису Сергеевичу лошадь нужна срочно. Он ждет, а ты свое дело отложи пока.

Мокроусов нахмурился, вынул из-за пазухи измятый листок, сверяясь с расписанием своих работ.

— Что это у них? Вчера комиссия, нынче комиссия. Уж не ими ли хотят завод поставить?

— Живей! живей! — торопил Макар Макарыч, ни секунды не оставаясь на месте. — А бороду… остриг бы… что отрастил?

Десятник с лошади слезал, не торопясь:

— У своей бабы остриги, а моя борода пущай так покрасуется. Нефедка, отведи лошадь начальнику, который чужую требует. — Только этим и выразил Мокроусов свое недовольство.

Один из плотников, помоложе всех, сидевший на тесине, оставил рубанок, стряхнул с подола рубахи мелкую стружку, прыгнул с досок на лошадь, покрытую мешком вместо седла, и погнал через пустырь к баракам, куда указал Макар.

Здесь ляжет шоссе, гладкое и прямое, как луч прожектора. Параллельно ему, от завода до города, пройдет по низине, по вырубленным перелескам, по песчаным холмам железная дорога; во многих местах их пересекут другие — асфальтовые, гудронные, и паутина проводов повиснет над землей.

А сейчас тут было трудно пройти — всюду ямы, бугры, канавы, невыкорчеванные пни, незасыпанные болотца. На обеих насыпях копошились люди, к ним подвозили песок, хворост, бутовый камень, с возами медленно шагали крестьянские понурые лошади. Иногда попадались на глаза грузовые машины, и Борис Сергеевич ревниво приглядывался к ним…

Группа рабочих с инженером, подвигаясь медленно к лесу, разбивала кривые. После них оставались воткнутые флажки и простые колья, обозначавшие направление полотна и угол его изгиба. Следом за ними вразброд двигались землекопы, вырывая узенькие борозды по сторонам. Люди то и дело курили. Трое с лопатами на плечах пошли к лесу полежать в тени, и никто не остановил их.

Дортранс вел работы самостоятельно, но Дынникову приходилось вмешиваться в распорядок будней и торопить верхушку треста: он опасался, что дорогу в срок не откроют.

Присматриваясь ко всему, он проверял текущий день вчерашним и, точно корень из алгебраического выражения, извлекал из них завтрашний день. Но и тот был нелегким. На бетонке и толевом заводе строительных материалов не хватит на пятидневку, а сроки подпирали. На рейде стояло шесть последних плотов!

Местные леса не годились в дело, и Дынников нетерпеливо ждал плотов с Двины и верховьев Волги… Ему хотелось иметь их столько, чтобы они запрудили собою всю реку. Он был жаден.

Подойдя к бетонке, он встретил секретаря парткома Колыванова Матвея — в черной хромовой тужурке, в рабочей кепке и таких же сапогах-вездеходах, какие носил Дынников. Секретарь был высокий, плечистый, с широким лицом и строгим взглядом. Они пожали друг другу руки.

— Нас уже знают, как богатых, — сказал инженер. — Один из контрагентов сегодня залез к нам в карман.

— …И сколько вынул? — с растяжкой, басом спросил Колыванов.

— Трест механического транспорта… на пленуме крайисполкома клялся в дружбе с нами, а теперь… поживиться вздумал. — И Борис Сергеевич передал содержание бумажки, о которой так восхитительно доложил ему Макар Макарыч сегодня утром.

— Ого, два миллиона!.. и на двадцать лет рассрочки? — протянул Колыванов. — Для них мы действительно на семи верстах один Акимка с денежкой… За такой аппетит по головке мама гладит… Экскаватор не подняли еще?

— Да… иду туда.

Они пошли вместе, обсуждая советы американского эксперта: после посещения по-новому вставал вопрос о временных сооружениях и подъездных путях; приходилось особо следить за работой землеройных машин и грузовиков, которых не хватало. Но и то немногое, чем владели Колыванов и Дынников, ломалось здесь, горело как в огне, — должно быть, с этого и начинается знакомство деревни с машиной и дальнейшее освоение.

В мокрой ложбине на пустыре лежал у канавы экскаватор «Лорейн», под которым вчера оползла земля. Вытянутая стрела с зубастым ковшом вдавилась в свежую глину, насыпанную длинным высоким холмом.

Двенадцать человек землекопов — больше всего молодежь — долго бились над этой железной тушей, всяко пробуя ее поднять, но она не поддавалась, а два гусеничных трактора и подъемный кран, стоявшие неподалеку, люди не умели приспособить к делу. Да и работали недружно, с ленцой, чтобы провести время, а потом отступились вовсе.

Только машинист, напуганный бедой, да низенький сухой и проворный старичок Харитонушка продолжали трудиться, силясь что-то сделать вдвоем.

Землекопы расселись кто где и закурили. Сережка Бисеров — рябой, побритый парень с голубыми глазами и коротким воробьиным носом — уселся на самой вершине свеженасыпанного холма, подложив под себя дощечку.

Было жарко, Сережка расстегнул ворот зеленой, выжженной солнцем рубахи, вытянул ноги и, отдыхая, наблюдал с интересом, как Харитонушка изловчался подсунуть под гусеницу тонкую свою слегу и как ему все же удалось это. Вот Харитонушка налег животом на конец слеги, покачался на ней, потом надавил изо всей силы, — слега хрустнула, и старичок со всего размаха ткнулся в глину лицом.

— Правильно! — воскликнул Сережка. — Старинка с сединкой везде пригодится… Не робь, начинай с начала, — непременно один подымешь.

Харитонушка встал, торопливо вытер лицо руками, отряхнулся и парню ответил так:

— Ты помолчал бы, сынок семибатешный… тебе бы только язык точить… хорошо с берега на гребцов глядеть, — сам попробуй сесть в весла.

— Мне и здесь неплохо, — отозвался со своей горы Сережка.

И принялся от безделья пускать комья земли в канаву. Крупные падали на дно, а мелкие застревали по дороге, — и это, очевидно, нравилось ему. Глядя на него, занялся тем же и его приятель Володька Сенцов.

— Вот вам и «Лорейн»… Ларивон, по-русски… американский тип, — рассуждал Сережка превесело, точно радуясь несчастью. — Был такой — и нет такого. Стоило дуру такую, чучелу однорукую, из Америки привозить!.. почерпал полдня пригоршней — и свалился. Теперь вот и мучайся. Уж на что лучше народом землю копать!.. Согнать тыщу аль две, — сколь хочешь, канав нароем… без убытку… А машина — что? в ней одна хитрость, а крепости нет, — последнее дело!.. А мужичок-серячок… его куда хошь поверни — он все дыбком стоит! — восхитился Сережка. — Подбрось его кверху — и то на четырки встанет!..