Александр Патреев - Инженеры

Мария чувствовала эту заботливую, нежную руку и смотрела перед собой, где, раздвигая мягкую пучину мрака, два конусообразных пучка лучей освещали ей дорогу и где поблескивали никелем изогнутые крылья горной птицы, будто застывшей в своем полете.

В ночь на 24 августа 1930 года под прикрытием дождевой завесы линейные корабли «синих» незаметно подкрались к Цемесской бухте и, шквальным огнем отрезав Новороссийск, высадили у мыса Хако десант.

После первого выстрела огни всюду погасли, и огромный город провалился во тьму. Но в нем все закипело, забурлило, точно в улицы ворвался смерч. Неслись автомобили с прикрытыми фарами, двигались воинские части мелкими соединениями по улицам от лагеря, находившегося поблизости, к морю у подножья горы Колдун, грохотала по каменным мостовым артиллерия, торопясь занять свои позиции на горных высотах. Звуки движения слились в грохочущий металлический гул. Ухали выстрелы с моря, всплески огня на мгновение прорывали мрак ночи и неистового ливня. И, отвечая им, так же сосредоточенно били батареи «красных» от Турецкого вала, от каменоломен, с холмов. Мелькали в улицах, в переулках сигнальные огни, рвались ракеты, ненадолго повисая в клубящейся тьме. Беспрерывные взрывы, южный ливень и тяжелые вздохи моря заполняли эту тесно заставленную черными зданиями котловину, потом выплеснулись на крутые изложья гор, на перевалы, на дороги, ведущие к городу.

Вскоре разведка донесла: в двух километрах от Кабардинки, с другой стороны Новороссийска, высадился второй десант. Намерение «синих» сжать клещами город было разгадано командованием, но части, брошенные туда, не смогли сдержать стремительного напора, а свои корабли оказались запертыми в бухте, — пришлось покинуть Новороссийск. Гарнизон отходил медленно, шаг за шагом, не прекращая огня.

Выровняв фронт, «красные» заняли теперь укрепленные позиции на Ниберджаевском перевале, скобой огибая город: левый фланг упирался в море за Кабардинкой, правый — за мысом Хако, усиленные охранения удерживали железную дорогу на Краснодар, шоссе на казачью станицу Раевскую.

Ровно через двадцать минут после начала операции Краснодарская дивизия с моторизованными частями, артиллерией уже проследовала мимо станции Нижне-Баканская, направляясь к Тоннельной. Ни горные ущелья, ни крутые подъемы, ни размытые осыпи не замедляли движения.

Вдруг на пути следования главных сил, что шли эшелонами по железной дороге, неожиданно встало препятствие: за первым тоннелем во мгле засветился красный огонь — на путях стояла моторисса. Косой луч прожектора осветил группу командиров с посредником, — отчетливо виднелась его белая повязка на рукаве. Ливень не прекращался.

Посредник сообщил: второй тоннель «взорван» неприятелем.

Дивизия разгрузилась, построилась в колонны и двинулась ускоренным маршем.

Но эту вынужденную потерю времени наверстывала анапская группа, извещенная о задержке главных сил, и через час уже подкатывалась к Вербовой балке. Вперед ушла головная походная застава, усиленная взводом тяжелых танков. За моторизованными частями двигались пехотные.

Взвод танков шел вместе со вторым батальоном. Вслед за первой командирской машиной механик-водитель Авдентов Михаил гнал свою на третьей скорости, зорко следя за приборами на щите и за белой колеблющейся полоской, видневшейся во тьме: это было простое полотенце, спущенное с задней стены командирской башни, но оно хорошо указывало расстояние между машинами. Злобно визжал, выскакивая из-под гусениц, мокрый щебень, машина то поднималась на крутых, градусов в тридцать, взъемах, то ныряла в этот непроглядный омут. Ее качало на ухабах, Авдентов стукался головой и плечами о броню, — только плотная кожаная куртка да шлем на голове с тугим ватным кольцом на нем немного спасали его от сильных ударов.

Кажется, нет ничего труднее, как ночью, в ливень, когда в десяти шагах не видно даже гору, вести эту громоздкую пробивную таран-машину на большой скорости по незнакомым горным дорогам. Хорошо еще, что можно приоткрыть люки. Шквальный ветер с дождем колотил в броневые стены, острые брызги влетали в люк, освежая потное, разомлевшее от жары лицо. Хочется пить…

Дорога извивается по ущельям, скачет по перевалам, срывается в пропасть и выныривает опять; где-то далеко впереди слышатся приглушенные бурей выстрелы, вблизи суматошно мелькают по дороге и в стороне короткие, почти мгновенные вспышки. Они кажутся далекими, но Авдентов знал — они близко, как близка любая опасность на фронте… Да, это был фронт, где две дивизии, пользуясь кромешной тьмой, уже ловят друг друга, заманивают в хитро расставленные ловушки и не иначе, как утром, на свету, нащупав слабые места, ринутся навстречу друг другу, столкнутся лоб в лоб.

В танке было их трое: командир сидел в башне за спиной Авдентова и изредка, смотря по надобности, подавал сигналы рукой, то хлопая по правому плечу, то по левому, что означало идти вправо или влево; то рукой оттягивал ему голову назад, приказывая тем самым замедлить ход машины. Рядом с командиром танка, по левую сторону, сидел командир башни у орудия и пулеметов, совсем юный боец.

Все трое молчали, каждый зная только свое, да и говорить было бы напрасной затратой сил, потому что самый громовой голос заглушало гулом мотора. В необходимых случаях пользовались телефонными наушниками.

Авдентов изнывал от жары и духоты, ворочался, чтобы отлепить от тела мокрое и горячее белье: кожаная куртка стесняла движения. Поскорей бы дойти до места и вылезти хоть ненадолго из этой броневой коробки, в которой тесно и телу и мыслям.

Странно, — последние дни он стал чаще думать о Марии, и чувства, незнакомые прежде, похожи были на раскаяние. Когда-то он много обещал ей, — и тогда все это шло от чистого сердца, а после… не выполнил и сотой доли обещанного… Порывая с ней, он думал, что не только ничего не теряет сам, но находит свободу, развязывает руки, чтобы легче было идти одному вперед. Отправив весной письмо, он опасался одного лишь, что она непременно потянется за ним, как чаще всего и бывает в жизни. Но Мария не писала больше, не «навязывалась» и только от своей сестры он получил одно-единственное письмо, на которое еще не успел ответить…

Командир легонько толкнул его в спину — это был знак увеличить скорость. Авдентов привычным движением сбавил газ, правой ногой спустил педаль, левой выключил сцепления, произвел перемену скоростей и дал полный газ. Все это заняло не более трех секунд, но показалось, что сделал он медленнее, чем следовало… Танк рванулся в лощину между двух каменных отрогов, повисших почти над головой.