Александр Патреев - Инженеры

Чуть поодаль от них, по всему пляжу, лежали на песке красноармейцы, купались, заплывая очень далеко. Их было такое множество, что берег казался бронзовым от загорелых тел, а вода пестрой. Зноевский лег, подставив солнцу греть свою широкую спину. Потом повернулся вверх лицом, прикрыл голову полотенцем, раскинул руки и бездумно запел:

Никакой утраты у него не было, женщин любил он весело и, расставаясь с ними, не жалел; простора в жизни ему вполне хватало, а путь был прямой и ясный.

— Видишь ли… я тут в философию ударился, — сказал Авдентов с напускной иронией. — Ошибка в бою — само собой, но меня кольнуло еще другое.

— И больно?.. Поделись, если не так секретно.

Разнеженный солнцем и морем, Зноевский лениво слушал.

— Не своим делиться просто, — схитрил Авдентов, желая застраховать себя от неминуемых расспросов. — Представь себе: у каждого своя любовь, свое счастье… Оно идет к тебе навстречу и вдруг — прошло мимо.

— Хм… мимо? — удивился Степан. — Этого не может быть. Если оно только еще хочет пойти ко мне, — то я тут же сгребу его в обе руки. Мое — так уж мое!.. и зачем оно пойдет мимо, когда указан точный адрес?..

— Но вот бывает в жизни… и очень часто. Помнишь: Онегин и Татьяна?.. «А счастье было так возможно, так близко…»

— Там же иная ситуация, — пояснил Степан. — Иные люди… А ты о ком все-таки говоришь?.. Не о себе случайно?..

— О двоюродном брате… получил от него письмо.

— Так посоветуй ему найти другую… в наши годы это не трудно. А вообще, по-моему, это — не проблема: надо перейти на сторону разума, а не чувства. Герои нашего времени живут несколько иначе: для них доступно и то, что очень далеко. Не знаю, как в странах Востока, а на Западе, как можно судить по литературе, и у нас измена ему или ей уже давно не волнует общество.

— Хотелось бы опровергнуть это.

— Попробуй, — не сдавался Степан. — Уже доказано жизнью, так сказать, историей, что честность давно перешла из области любовных связей в иную сферу, туда, где разрешаются вопросы гражданского долга…

— Но семья и долг гражданина или гражданки — не антагонисты. Соединение их — естественная форма человеческого общежития. А любовь — основа семьи. Почему же в таком случае она не может волновать общество? — возражал Авдентов.

— Потому что главные рычаги — в труде, в политике, в классовом долге, а не в семье. Люди идут в гору, занимают позиции, становятся учеными, инженерами, партийными работниками, врачами…

— …и пока идут, перешагивают любовь, — досказал Авдентов. — А потом, когда дошли до некоторой вершины, получили прочное место в жизни, оглянутся назад — и видят, что любовь прошла мимо, и начинают жалеть.

— Это не правило, а небольшая сумма фактов. Но любовь, как постоянная и сильная привязанность, действительно, иногда мешает идти… Тут много всяких разновидностей, причин, условий, — в них разобраться труднее, чем в международных отношениях… Я исповедую одно:

Так говорит мудрейший из поэтов… читал, надеюсь?

Авдентов сердился, что его приятель даже в Гете находит оправдание своему ветрогонству:

— А все-же есть большая любовь, способная на жертву… с ней легче далась бы и дорога.

— «Я слышу весть, но не имею веры…» и говорю чепуху от радости… Однако ты говоришь так, будто я мешаю тебе или отговариваю обзавестись женой, ковриком на стене, диваном, комодом с зеркальцем… Пожалуйста, женись!.. и непременно пригласи на свадьбу. Я помогу даже произвести закупки, посижу с тобой на диване, а уж выпить — лучше меня не найти!.. До свету прогуляю… Но сам я предпочитаю переждать. — И опять началось прежнее озорство его бегущих мыслей: — Зачем торопить соловья: он сам споет одну песенку, потом другую, третью, потом успокоится и затихнет… Вот стукнет лет тридцать пять — тогда уж волен-с неволен-с, а женись. Себя не простужай, жену береги от дурного глаза, справляй именины и считай свои верстовые столбы. Знаю одно: жена у меня будет, будут дети — такие же глазастые, как я, озорные, — дочь и сын!.. сперва сын должен быть… я его на плече носить буду…

— С ветки на ветку скакать соловей больше не будет?

Степан не ответил и только засмеялся.

— И будешь тогда ночевать дома, — досказал Авдентов.

— Да, — вздохнул Зноевский. — В самом деле, Мишка!.. Живешь на этой большой родной земле, творишь большие и малые глупости, горишь в работе и вдруг — смерть!.. Чудовищная нелепость!.. конец… пустота… провалившаяся глина на могиле, а человека — нет!.. Помнишь, были с тобой на кладбище?.. Инженер, профессор, большое имя, орден… четыре тома научных книг, построил два завода — и вот, словно и не было его в живых!.. Ограда, трава, земля, кусток черемухи цветет под солнцем. И светит оно другим одинаково ласково… Я иногда думаю: неужели наука никогда не найдет средства против смерти?.. Какие дубы стояли, весь мир их видел и удивлялся. Гении!.. Какие оставили сокровища! — И нет их… а ведь жили, ходили по земле, смеялись, страдали, любили… Мишка! — воскликнул Степан, приподнимаясь. — А вдруг лет через триста найдут, найдут этот гормон бессмертия?.. а нас уже с тобой не будет… И вот представь: палит солнце, шумит прибой, и на этом самом месте, где мы теперь, сидят двое друзей — молодые, здоровые, умные — и говорят о солнце, о мирах, о счастьи, о детях, о любви, — а им обоим, примерно, по сто девяносто лет!.. а? Ведь может такое быть?.. Завидно, черт возьми!.. и поневоле грустно… Лопух на могиле — печальный символ человеческого бессилия… Чтобы осталась после нас память, — будем строить заводы и города… Ведь мы с тобой — не просто узкие дельцы инженеры, а инженеры жизни!.. Пойми, прочувствуй это!..

И опять вернулся к прежней теме:

— Ты говорил о брате… Она изменила ему, что ли?

— Нет, — ответил Авдентов. — Любили друг друга, собирались вместе учиться в институте. Он уехал первым, а потом решил, что она свяжет его, всякие заботы будут мешать учебе, росту… и охладел… Она ждала его. Потом он написал ей, что, мол, пора кончать… Переписка на этом прекратилась. Потом она приехала к нему в город, а его уже там не было… Теперь она пишет ему, что скоро выйдет замуж.

— Всерьез или пугает только?

— Он об этом не писал мне… Конечно, он понимает, что ошибся… Но теперь она, конечно, не поверит ему, если бы даже и написал ей, чтобы не выходила за другого… да и писать-то, наверно, стыдно.

— В таком случае необходимо: обогнать время, разбить все укрепления и выручить наших. — Только что закончив бой на маневрах, Зноевский и здесь предлагал чисто военную тактику. — А, честно говоря, я тоже неудачник: быстро схожусь с женщинами, но пока ни одной не встретилось, чтобы я особенно дорожил ею… Знаешь, мне хочется связать всю жизнь с такой, чтобы после, когда подступит старость, даже морщины ее и седина волос были мне дороги… Может быть, я ошибаюсь, ищу то, что не надо искать, или хочу видеть то, что явится само собой позднее, — но, честное слово, Мишка, меня это беспокоит серьезно!.. Лучше давай купаться… У каждого свои счеты и тяжба с так называемым личным счастьем, — закончил Степан.