Константин Лордкипанидзе - Избранное

Цоги было двенадцать лет, когда во время ссоры из-за горного пастбища кистины убили его отца Бакури Цискарашвили. Они угнали отцовскую лошадь и отару в двести голов. От всей отары остался только маленький колокольчик — его носил вожак стада козел Багатур. Видимо, кистины немало повозились с упрямым вожаком, пока заставили его повернуть стадо, — вот тогда и сорвался с его шеи этот колокольчик. Его нашел в траве маленький Бердиа в тот день, когда семья Цискарашвили приехала на пастбище за телом убитого.

Семья была разорена в один час. То ли потому, что община считала Бакури Цискарашвили зачинщиком кровавой стычки с кистинами, а может, оттого, что зима была снежной и от бескормицы пало много овец, — деревня не устроила сиротам обычного очхари. Сабедо — вдова Цискарашвили — вынуждена была отдать своих малолетних сыновей в чужие руки — старшего, Цоги, в подпаски, а Бердиа — учеником в мастерскую Тома Джапаридзе. Бердиа родился здоровым ребенком, и никто не ожидал, что его постигнет беда: в возрасте, когда все дети начинают говорить, он только лопотал что-то невнятное. Родители еще надеялись и знахари обещали, что ребенок может заговорить и в четыре года. Но Бердиа так и не заговорил. А немого мальчика Сабедо не могла отдать в пастухи — боялась, что его, безъязыкого, робкого, все будут обижать. И потому она очень обрадовалась, когда близкий сосед — резчик по дереву Тома Джапаридзе согласился обучить Бердиа своему трудному делу. Тихий и сообразительный мальчик, как никто больше, подходил для этого тонкого ремесла.

Пристроив детей, Сабедо задумалась: как жить дальше? Антай посоветовал ей засеять скороспелым ячменем давно заброшенную делянку на склоне горы Лашари.

Вообще-то орбельцы землепашеством не занимались, потому что даже скороспелый ячмень обычно не созревал до первого снега. Но Сабедо рискнула, и ей повезло — весь сентябрь стояла теплая погода, и вдова собрала четыре меры зерна. Зато в последующие годы, сколько Сабедо ни билась, делянка уже ничего не давала — ячмень погибал под снегом. Сейчас вдова вязала на продажу шерстяные носки и кое-как перебивалась этим.

На зимние пастбища Цоги вначале не брали, он прислуживал пастухам на ближних летних стоянках: носил им воду, собирал кизяк на топливо, присматривал за охромевшими овцами. В четырнадцать лет Цоги уже умел самостоятельно найти луг с молодой нежной травой для ягнят, сделать из коровьей кожи мешочек, в котором пастухи носят питьевую воду, он умел ласковым словом уговорить, успокоить встревоженную волком отару, когда она со страху, сжавшись в один взъерошенный комок, готова вот-вот броситься без оглядки куда-то в ночь. Он, как древний старик, знал множество добрых, таинственных слов, знал наизусть разные заговоры и нашепты.

напевал он, и перепуганная насмерть овца понемногу приходила в себя и тихо ложилась на свое место.

А еще через два года Цоги попросил дать ему ножницы и в присутствии хозяина, побледнев от собственной смелости, остриг первую овцу, не сделав ни одного пореза на коже животного. Хозяин похвалил Цоги и тут же определил ему полное жалованье пастуха. Но Цоги характером, видимо, пошел в отца — неуживчивого, упрямого, непомерно гордого человека. Не прошло и полугода, как Цоги обиделся на хозяина за какое-то не так сказанное слово и ушел, даже не взяв расчета.

Он и в детстве был страшно обидчив. Однажды на каком-то празднике сильно загулял помощник деканоза. Целые сутки он бражничал, переходя от костра к костру, потом ему стало скучно, и, не зная, чем еще позабавиться, пьянчуга достал из кармана горсть леденцов и кинул играющим на улице детям. Началась свалка, и ребята, как обычно, передрались из-за даровых конфет.

Только Цоги не сдвинулся с места. Он с безучастным видом стоял в стороне.

Помощник деканоза снова полез в карман и бросил леденцы к самым ногам Цоги. Мальчик не пошевелился. Помощник деканоза нахмурился, подошел к Цоги и закатил ему оплеуху.

— Ты чего от него хочешь? — спросил проходивший мимо Антай.

— Помяни мое слово, разбойником будет, — сказал помощник деканоза.

Потом Антай нашел Цоги за часовней. Он лежал, уткнувшись лицом в траву, и плакал.

— Больно? — спросил Антай.

— Нет.

— Ты же любишь леденцы?

— А он их на землю бросил, как собакам, — глотая слезы, ответил Цоги.

Да, человеку с таким характером батрацкая доля вдвойне тяжела.

Нигде в Грузии батрачество не было таким тяжелым, как в кочевом овцеводстве. Поэтому вся грузинская народная поэзия так горько оплакивает безрадостную долю наемного пастуха. Бездомный кочевник, он смолоду лишен всех радостей семейной жизни, одиннадцать месяцев в году он в пути, под открытым небом и благодарен судьбе, если зима не очень снежная, а осенние дожди льют не все сорок дней и ночей, как во время всемирного потопа.

Потертая бурка, мешок из козьей шкуры, наполненный кумелем, длинная ярлыга, старая берданка да еще с десяток овец, заработанных каторжным трудом, — вот все его движимое и недвижимое имущество. Хозяин платит ему овцами с приплодом, но система штрафов была такова, что нередко батрак после десятилетней службы возвращался домой с одной ярлыгой в руках. Пастух возмещал хозяину убытки во всех случаях: пала ли овца от болезни, или унесла ее лавина, или угнали бандиты, или загрыз волк. Если заболевала овца, хозяин не скупился на лекарства, ну а пастухов обычно лечили от всех болезней либо горькой водкой, либо знахарским заклинанием на угольке. Случалось, что даже снедаемый жаром, в горячечном бреду пастух, опасаясь разорительного штрафа, не оставлял отару и держался в седле, пока не падал замертво.

Наемный пастух — это не пастушок со свирелью на зеленой лужайке, каким его изображали в сусальных стишках и картинках. Мой пастух-горемыка и бесправный труженик, и если он в какой-то день, в какой-то час вырезал себе из тростника скромную свирель-саламури, то потому лишь, что она лучше него умела плакать.

Недавно богатые овцеводы братья Гугуташвили прислали с Каспия своего приказчика с поручением набрать партию стригалей. Цоги первым явился на испытание. И показал себя настоящим мастером. Обычно пастух перед стрижкой связывает овце ноги — Цоги не связывал, и только на этом он выигрывал больше минуты. Мягким, но сильным рывком он валил овцу на помост и какими-то неуловимыми движениями левой руки удерживал ее, пока не заканчивал стрижку. Конечно, такого стригаля без разговора приняли на работу. Сбор партии приказчик назначил на двадцатое сентября. Цоги к этому времени должен был достать коня. Стригали на прикаспийских пастбищах зарабатывали хорошие деньги: им платили сдельно, и такой скорый стригаль, как Цоги, мог за один сезон значительно поправить свои дела и даже отложить деньги на лечение Бердиа. Говорили, что в Тбилиси живет такой доктор, не то что немого, мертвого заставит говорить.