Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

Все это капитан объяснил через полуоткрытую дверь. Татьяна ответила, что хотела бы поговорить по радиотелефону с «Россией».

— Это Виктор Дмитриевич непременно организует, — сказал капитан.

В вестибюле толпились «морячки». Оживленные, нарядные, они собирались здесь получать переведенные мужьями деньги, узнавать последние новости.

Зарплату выдавали каждой группе судов в определенный день, поэтому у окошечка кассы встречались почти все жены моряков с «Иртыша».

Елене Ивановне обычно переводили деньги на сберкассу. Но, уходя в рейс, Николай Степанович, по-видимому, забыл взять с собой номер сберкнижки. Узнав, что перевода нет, Елена Ивановна не очень огорчилась. Раз в месяц не так уж трудно сходить в бухгалтерию, тем более, что там женщины скажут не только, в какой советский порт придет судно, но и куда будет следующий рейс. Сведения эти большей частью бывали верны.

В этот раз Елена Ивановна выслушала информацию о том, что корпус «Иртыша» сильно оброс. В южных морях суда всегда обрастают «бородой», поэтому по приходе в Союз судно поставят в док. Узнала она также и о заражении крови у Любезнова. После операции жизнь матроса уже вне опасности. Зашел разговор и о «врачихе Танечке».

— Чего, собственно, она в рейс пошла? — удивлялась жена боцмана. — В больнице ведь работала.

— Не будь ее, Любезнову не дожить бы до порта, — сказала жена второго механика. Она пришла, видно, прямо из школы, потому что сумка ее была набита тетрадями.

— Не было бы ее, был бы другой врач, — запальчиво воскликнула первая.

Елена Ивановна улыбнулась ее горячности. Впрочем, и судить строго жену боцмана нельзя. Уходит муж в долгий рейс. День и ночь только палуба, каюта, некуда пойти. Вот и боится, как бы он за Танечкой не стал ухаживать.

— Мне говорили, что докторша… — Женщина оглянулась по сторонам и, увидев жену капитана, запнулась, но тут же воскликнула: — Здравствуйте, Елена Ивановна! Что же вы там в хвост стали!

Женщины расступились, приглашая жену капитана пройти к окошечку кассы.

— Ярошенко. Теплоход «Иртыш», — сказала Елена Ивановна.

— Знаю, знаю. Но вашу фамилию я что-то не встречала. Сейчас проверю. — Кассир полистала списки, куда-то позвонила. — Нет, капитан Терехов доверенности не присылал.

— Спасибо. — Елена Ивановна торопливо попрощалась с женщинами. И то, что никто из них ни словом не обмолвился по поводу забывчивости капитана, усилило охватившее ее чувство неловкости. Если б она предвидела нечто подобное, то, конечно, не пришла бы сюда. В крайнем случае, позвонила бы в бухгалтерию. Но ей и в голову не приходило, что муж третий месяц забывает переводить деньги. Теперь она дома одна. Ее заработка вполне хватает на жизнь. Но ведь надо было как-то предупредить.

Женщины, вероятно, молчали только до тех пор, пока за ней не затворилась дверь. А теперь обсуждают странное поведение капитана. Зачем нужно было ставить ее в столь глупое положение?! И вообще, что все это значит? Забывчивость? Ну, нет. Кассовый помощник не раз напомнит. А радиограммы? Почему он и радиограммы «забывает» посылать? Тут что-то другое. Но что? Не она первая, не она последняя задает себе этот вопрос. И не находит ответа. А если найдет? Уехать? Куда? К сыну? Взрослый хлопец захотел самостоятельности. Сам ушел из-под опеки, чего ж ему мешать?

Пусть все остается по-прежнему. Внешне. Но, может, причина совсем в другом. Разве не случается: думаешь одно, сомневаешься, загадываешь, а на деле, в жизни, все куда проще.

Еще издали она увидела высокую меховую шапку Осадчего и обрадовалась.

— Думала, вам не удастся отпроситься, — сказала здороваясь.

— Я взял выходной. Еще три дня отгула в запасе. Станок сдавали, так вовсе не вылезали из цеха. — Осадчий улыбнулся.

— Отчего же вы меня в вестибюле не подождали?

— Да я с удовольствием прогулялся по Дерибасовской. Вот, самосвал сыну купил. Кстати, по вашей просьбе заходил к Колосову. Оказывается, он был командиром боевого корабля «Земляк». Я слышал об этом корабле. Десанты на Малую Землю. Знаете, что такое Малая Земля?

— Да. Под Новороссийском. Моряки в тылу врага высадились на нее.

— Так вот, девятнадцать рейсов. Каждую ночь он подвозил десантникам боезапас, подкрепление, забирал раненых… Рассказывал, как ставил дымовую завесу, как выползал носом на берег, чтобы людей успеть взять. Вот где мастерство! Вот где талант! Девятнадцать рейсов! Я сам видел у него плакат тех лет: Колосов — командир и экипаж, все такие молодые. И подпись под их фотографиями: «Следуйте примеру героического экипажа».

— Он мне об этом не говорил.

— И мне не хотел рассказывать. Жена плакат показала. — Осадчий открыл дверь управления флотилии, пропустил Елену Ивановну вперед. — Ну что, будем действовать, как запрограммировано?

— Да. Сначала в кадры.

Начальник отдела Афонин о Колосове сказал:

— Давно бы следовало послать Даниилу Тимофеевичу его трудовую книжку, уволить приказом, раз не по вкусу ему предложенная на берегу работа. — Он некоторое время помолчал, сосредоточенно глядя на пухлую папку, лежавшую перед ним, потом решительным движением белой холеной руки сдвинул ее в сторону и продолжал говорить о том, что с рейса старшего помощника сняли правильно. Штурмана на него жалуются. Нет, фамилий их припомнить Афонин не может. А главное — кафердам. База стояла в ремонте. Приехала комиссия, обнаружила ржавчину в кафердаме, кницу на палубе. Сгноил помощник китобазу. Неумелая эксплуатация. Безответственность во время ремонта.

И в заключение:

— Я придержал его трудовую книжку и с увольнением решил пока подождать. Но вы со своей стороны убедите Колосова, что нельзя же столько времени ходить без дела.

— Простите, вы моряк? Плавали? — вежливо осведомился Осадчий.

— Вообще-то… Нет, не плавал. Мы предложили Колосову прекрасную работу, — после некоторой паузы проговорил Афонин. — Пойдет начальником навигационной камеры, с моряками будет общаться.

— А с морем? — задал второй и последний вопрос Осадчий, поднявшись со стула.

— И с морем. В порту будет работать!

Держа шапку в руках, Осадчий молча поклонился.

— Если вас еще что-либо интересует, то я с удовольствием. Все, что от меня зависит. — Афонин вышел из-за стола, проводил посетителей до дверей своего кабинета.

Очутившись в коридоре, Елена Ивановна вопросительно взглянула на Осадчего. Миролюбивый, благожелательный тон, каким Афонин говорил о Колосове, несколько ее обескуражил.

— Чепуха этот кафердам, — отвечая на ее взгляд, твердо проговорил Осадчий. — Да что, из-за ржавчины судно утонуло бы? Пошли в отдел мореплавания.

— Сейчас?

— А чего тянуть? Проверим по пунктам все обвинения. Вот тут я их записал. — Осадчий похлопал рукой по карману, из которого торчала черная обложка блокнота. — Проверим и тогда уже к начальству.