Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

— Пойдем и в другие отделы, — согласилась Елена Ивановна.

Не более десяти минут пробыли они в отделе мореплавания. Осадчий записал отзывы капитанов-наставников:

«Отличный штурман, прекрасно знающий свое дело. Работает безаварийно. Составленный по прибытии из рейса акт свидетельствует о хорошо поставленной штурманской и радиослужбе».

Вместе с Еленой Ивановной и Осадчим в коридор вышел молодой моряк, не принимавший участия в разговоре, но внимательно прислушивавшийся к отзывам капитанов. Попросив у Осадчего спички, он явно намеревался завязать разговор.

— Может, мои сигареты возьмете, они покрепче, — пришел ему на помощь Осадчий, протягивая пачку.

Моряк поблагодарил и, закурив, сказал:

— Вы о Колосове говорили. Я плавал с ним. Хороший он, душевный человек. Никогда своих подчиненных в обиду не даст, хотя сам требует службу на всю катушку. И откровенный. Что думает, то и скажет начальству прямо в глаза. Вот и нажил себе неприятностей. Уж вы, пожалуйста, разберитесь.

Елена Ивановна подумала, что, может, и впрямь у старшего помощника произошел с кем-либо из начальства конфликт. Припомнился весь разговор с Афониным. Пожалуй, тот говорил не очень убежденно, словно пересказывал чужие мысли. Очевидно, и Осадчий обратил на это внимание. Вообще была у него на все своя точка зрения, поколебать которую не так-то просто.

— Ну, а теперь займемся кафердамом, — сказал Осадчий, распрощавшись со штурманом и направляясь дальше по коридору.

Елена Ивановна дивилась, как быстро он и здесь нашел общий язык с инженерами, работавшими в отделе. Ему сразу же отыскивали нужные папки с приказами, актами. Елена Ивановна добросовестно переписывала все необходимое.

С заместителем начальника отдела Осадчий был уже на «ты».

— Пожалуйста, Валерий, разыщи ремонтную ведомость. — Осадчий, улыбнувшись, заметил, обращаясь к Елене Ивановне: — Валерий Николаевич, оказывается, тоже на Балтике отслужил.

— Так ведь я сразу припомнил, где тебя видел, — сказал Валерий Николаевич. — Вот вам, товарищи, ведомость.

— Кафердам в нее занесен? — спросил Осадчий.

— Естественно. Ищи пункт пятнадцатый, двадцатый. Вначале самые важные работы перечислены.

Осадчий просмотрел список.

— Вот. Пункт двадцать второй. Видите, Елена Ивановна? Ведомость составлена Колосовым, и вот он — кафердам. Кажется, завод не очень торопился выполнять эту работу? — обратился Осадчий к Валерию Николаевичу.

Ответил инженер, сидевший за соседним столом:

— Пришлось потом дополнительно наряд выписывать.

— Работа трудоемкая, а оплата низкая. Так? — листая бумаги, спросил Осадчий.

— Естественно. К тому же там теснота, работать неудобно. Вот и стараются от нее отпихнуться, — подтвердил Валерий Николаевич.

Осадчий прочитал еще один документ и, с усмешкой буркнув:

— Занятно, — передал его Елене Ивановне.

— Именно! — кивнул Валерий Николаевич. — Даже очень занятно. Но начальству виднее.

Все головы повернулись к ним. Елене Ивановне было ясно, что равнодушных в отделе нет. И не один Валерий Николаевич заинтересован в тщательном расследовании дела Колосова.

И еще один документ переписала Елена Ивановна — о премировании за хорошую работу экипажа китобазы, в том числе и Колосова.

Поблагодарив сотрудников за помощь, Елена Ивановна вышла в коридор, где ее дожидался Осадчий.

Вместе с Валерием Николаевичем они стояли у окна. Тот горячо говорил:

— …меня давно интересовало именно это программное устройство. И знаешь, главное — надо станок в деле увидеть. Из проходной звякну, а ты встретишь.

— Договорились! Ну, будь здоров! — Осадчий пожал руку Валерию Николаевичу.

— А теперь можно и к высокому начальству? — сказал Осадчий, когда они с Еленой Ивановной остались одни.

— Лучше бы сначала самим во всем разобраться, а потом будем и с ним разговаривать, — предложила Елена Ивановна.

Осадчий остановился, оглянулся на дверь, ведущую в приемную начальника управления.

— Опять программу составим, — продолжала Елена Ивановна. — У нас ведь все очень отрывочно записано.

— Правильно! — сказал Осадчий. — С подчиненными Колосова еще поговорим, с такими, как наш штурман. Те, что пошли в годичный отпуск, сейчас на берегу. Это пригодится в беседе с начальством.

Оказалось, что в отпуске боцман китобазы, непосредственный подчиненный Колосова, капитан-дублер, несколько матросов, кок и судовой врач. И почти каждый вечер с кем-либо из этих людей встречалась Елена Ивановна. Освободилась она лишь к субботе. Вечером собрала сыну посылку и понесла утром на почту.

Студеный февральский ветер швырялся снежной крупой. Скрипели обледенелые деревья, редкие тучи мчались по бледному небу. В такой день, студеный и ясный, вспомнился тот, далекий, который не могли изгладить, стереть в памяти годы. День, когда она провожала Тараса. Провожала, чтобы никогда больше не увидеть.

Уже заводили крытые брезентом грузовики, а Тарас все объяснял, что будет писать и домой, и на главную почту, и в госпиталь…

Елена Ивановна взяла почтовый бланк.

Далекий край. Далекая область. Поплыл от весов к другим посылкам деревянный ящичек. Сухое печенье «камешки», которое напекла. Теплый, толстый свитер, купленный в магазине спорттоваров, вместо вычурных цветастых, что дарил Николай.

А институт никуда от человека не денется и в двадцать пять.

Не хотелось возвращаться домой к привычным делам, к вещам, вызывающим теперь вовсе не радостные мысли. Может, пойти в театр? Давно не была в опере. Все равно какой спектакль. Лишь бы послушать музыку.

«Кармен». Пусть «Кармен». Даже лучше, что именно эта опера.

Сидела, забыв о своих тревогах и заботах. Хорошо, что пошла на дневной спектакль. Можно еще побродить по городу, где-нибудь в кафе пообедать. А потом — в кино. Как мальчишка, который вырвался «на свободу» и смотрит подряд три фильма!

По-прежнему с непостижимой быстротой полетели дни, заполненные работой, но настроение Елены Ивановны стало иным. Постепенно, как после тяжелой болезни, с прежней увлеченностью возвращалась она к привычным делам. А когда встретился возле автобусной остановки ее сосед, проводивший как-то домой, то в ответ-на его приветствие она улыбнулась, села с ним в автобус и охотно отвечала на его вопросы о самочувствии, о том, что пишет сын.

— Но я даже не знаю вашего имени, отчества.

— Владимир Федорович Хохлов, — ответил он. — Преподаватель русского языка и литературы. Вася у меня учился в седьмом и восьмом классах.

— Ах так? Тогда простите! — смутившись, проговорила Елена Ивановна. Только теперь она припомнила Владимира Федоровича. Но до чего же глупо себя вела.

— Не нужно извиняться, — с веселой усмешкой сказал Владимир Федорович. — Ведь я сначала все принял за шутку и только потом сообразил, что вы, в самом деле, меня не узнали. Действительно, заговаривает чужой человек на улице, — впору и милиционера кликнуть. Значит, Вася в геологической экспедиции? Я так и думал.