Анастасия Зорич - Встречи... Разлуки...

Нельзя сказать, чтобы Елена Ивановна не волновалась, дожидаясь, пока новый председатель начнет принимать трудящихся. Не раз присутствовала она в приемные часы прежнего. Уходила иногда с неприятным чувством: казалось ей, что начальство словно отбивается от жалоб, накладывая резолюции с указанием отдела или руководителя, которого отныне и надлежит навещать товарищу.

Тем не менее размашистая резолюция магически действовала на большинство посетителей и, бережно держа в руке бумажку со свежими чернилами, они покидали приемную.

Однажды она свои соображения высказала ему, ожидая получить в ответ резкую отповедь. Однако председатель, доверительно коснувшись ее руки, сказал: «В ящике у меня нет ключей от квартир. И не только ключей, но и многого другого, чего у меня просят».

Верно, конечно, когда сдается дом, то жилая его площадь давно делена-переделена. Вырастают новые кварталы, а жилья все не хватает. Но разве не лучше честно сказать: не ходите, в ближайшее время квартиру вы не получите. Лучше ведь так, чем расписаться еще на одной бумажке, пообещать, подать заведомо ложную надежду, пусть человек ходит, обивает пороги, просиживает в приемных, огорчаясь каждым новым отказом.

Об этом Елена Ивановна тоже сказала. «Под лежачий камень вода не течет», — услышала она в ответ.

Сегодня, дожидаясь приема у нового председателя, она волновалась. Как же будет теперь?

Он вошел в приемную неторопливо. Наклонил лобастую голову, здороваясь с депутатами.

Первой на очереди была старуха. Опухшими в суставах пальцами вытащила пачку потрепанных бумаг.

— Я инвалид первой группы. Несколько лет живу в подвале, — начала она.

Кононенко принялся читать многочисленные резолюции, справки, заявления и акты обследования.

— Вам скажут, что я потеряла право?! Но комнату предлагали без удобств.

— Минуточку. Дайте разобраться, — все тем же ровным тоном проговорил председатель.

Просмотрев бумаги, он отдал их помощнику, сказал несколько слов и обратился к старухе.

— Придете в будущий вторник к нам сюда, на второй этаж.

— А как же с моей квартирой? — снова запричитала старуха. — Никто даже до конца не выслушает.

— Придете в будущий вторник, получите ордер на комнату.

Женщина застыла с платком у глаз, недоумевающе оглянулась, словно сказано это было кому-то другому, не ей. Потом, спохватившись, торопливо проговорила:

— Умоляю вас, как сына.

— Не надо умолять.

— Я ведь жена погибшего, — продолжала старуха, по-видимому, привыкшая ко всякого рода обещаниям.

— Все это я прочел, — не меняя тона, ответил Кононенко. — В будущий вторник приходите в жилотдел.

— И получу?

— Получите.

— Что же мне теперь говорить? Как благодарить?! — пробормотала женщина.

Кононенко взглянул на помощника, и тот впустил в кабинет молодую женщину в сопровождении мужчины в рабочей куртке.

Старуха поднялась, продолжая что-то говорить, пошла к дверям.

— Неужели вот так сразу? — снова обернулась она к председателю.

— Сразу. — И, когда за ней затворилась дверь, Кононенко, обернувшись к помощнику, добавил: — Отметьте себе, чтоб на втором этаже и обязательно балкон. Пусть воздухом дышит после своего подвала.

Вошедшие представились: она плановик, он слесарь. Оба в числе первых на очереди. Ему-то квартиру дают, а ее снова нет в списках. Вообще начальник треста многих, кому положено, не внес в список и вместо этих людей ордера получают совсем другие.

Мужчина извлек из кармана лист бумаги.

— Вот тут мы записали всех, кому по знакомству, словом, несправедливо дают. У одного даже собственный дом. Не на него, конечно, записан, а на жену.

Кононенко снял трубку, набрал нужный номер, резко сказал: ордеров не выдавать, проверкой займутся депутаты.

Мужчина и женщина удовлетворенно переглянулись.

— А у меня на сегодня билеты в театр, — шепнула Елене Ивановне Мишина, закройщица швейной фабрики, тоже депутат.

— Придется нам побегать. Но ведь в помощь кого-нибудь еще выделят, — отозвалась Елена Ивановна.

Шли и шли люди. Отец — инвалид войны, ростовчанин, просил разрешения на прописку: сына приняли в консерваторию. Кто-то вел разговоры насчет трудоустройства. Обращались по разным вопросам.

Елена Ивановна с удовлетворением отметила — ни один человек не ушел без того, чтобы тут же на месте не получить четкий и ясный ответ. Кононенко звонил, выяснял, отдавал распоряжения, убеждал.

Идут и идут люди со своими тревогами, просьбами, заботами.

А вот и добрый знакомый товарища Кононенко, плановик с того же завода, с которого пришел он, и опять разговор о квартире.

— Ты ведь знаешь ситуацию.

Да, Кононенко ситуацию знает. И знает также, что через семь месяцев, ну через восемь, строители сдадут заводской дом. Инженер на очереди. Квартира будет.

— А какие гарантии, что я ее на этот раз получу? — с унылым видом спросил посетитель.

— А какие ты хочешь? — улыбнулся Кононенко. Улыбнулся он первый раз за все время приема. Лицо его помолодело, стало мягче, добродушнее.

— Ну хоть какие-нибудь.

— Мое обещание с приложением подписи или отпечатков пальцев? — рассмеялся Кононенко.

Инженер тоже улыбнулся. Отпечатки председательских пальцев его не устраивали. Устраивало другое: он согласен вообще отказаться от квартиры, если из этой, старой, от него отселят куда-нибудь соседку. Ей достаточно двадцати, даже пятнадцатиметровой комнаты. Все будут довольны. Это же элементарно.

— Элементарно, говоришь?! Но у нас сейчас нет ни пятнадцати, ни даже пятиметровой комнаты.

— Так-таки нет? — чуть насмешливо переспросил плановик.

— С ребятишками приходят. В подвалах еще живут. У них что ли взять? Ну сколько тебе ждать-то осталось?

— Значит, не хочешь?

— Не могу…

Наступила продолжительная пауза. Посетитель не поднимался со стула. Деликатности, с которой он начал разговор, явно не хватило для его окончания. Брови насуплены, углы рта опустились, был уверен, что не получит отказа.

Пауза затянулась. Кононенко терпеливо ждал.

— А если переиграют? Если дадут кому-нибудь другому по личным своим соображениям? — вымолвил, наконец, плановик.

— Не переиграют. А возникнут затруднения, приходи. Тут мы поможем, чтобы личные соображения не мешали очередности. Это я тебе обещаю. — Кононенко чуть-чуть выделил последние слова.

Предпоследним на прием пришел молодой человек в потертом синем костюме и черных не по сезону ботинках. Наклонив русую курчавую голову и исподлобья глядя на председателя, он объяснил, что с женой и сыном живет в девятиметровой комнате, требующей, кстати сказать, капитального ремонта. Неделю назад умерла тетя Филиппова, которая жила в их квартире. И вот ее комнату райисполком отдает работнику милиции.