Ян Винецкий - Человек идет в гору

— Я слушаю… — сказал он хрипло.

— Пойдемте обратно. Этот переулок как нельзя более удобен для таких встреч, но он ужасно короткий.

Когда они повернулись, пришелец включил фонарик и длинным лучом прощупал мостовую и оба тротуара. Вдалеке у калитки мелькнуло светлое пальто девушки, вернувшейся, должно быть, с гулянья.

Голос пришельца стал твердым и отрывистым, словно он расстреливал судьбу Сладковского короткими очередями.

— Слушайте внимательно. Больше нам встречаться нельзя. За мной следят. Так вот. Вы знаете о работе Бакшанова. Нас интересует немногое: летно-тактические данные: скорость (максимальная и посадочная), высота, дальность, вооружение. Пока ничего больше.

— Я не имею доступа в ОКБ. Наш завод выпускает…

— Знаю. На вашем заводе работает жена Бакшанова. Используйте все средства. Держите! Здесь деньги. И не малые!

Сладковский взял небольшой плотный пакет, но пробормотал совсем потерянным голосом:

— Она ни на какие приманки не пойдет.

Он стучал зубами от нервного озноба.

— Не знаю, что полезного нашел в вас майор Фишер; Вы дрожите, как мокрая курица на морозе. Послушайте, Сладковский, — незнакомец с силой сдавил его руку выше локтя. — Найдите кого угодно, хоть дьявола, но чтобы сведения были получены в ближайшее время. За ними придут. Запомните пароль «В дороге со мной вам не будет скучно»… Ваш контрольный вопрос «Кто вы? Ответ: «Дворянин-помещик: имел решето земли».

Он приблизил лицо вплотную к глазам Сладковского, медленно, сквозь зубы процедил:

— Не вздумайте удрать или заявить властям о раскаянии. Вас уничтожат такие же, как вы, «окольцованные голуби». Ну, действуйте! И держите себя уверенней. Бог ты мой, какой вы слизняк!..

Яша Зайцев принес в цех целую охапку лозунгов и плакатов. Комсомольцы кинулись ему помогать: принесли лестницу, молоток, гвозди, и вскоре стены запестрели алыми полотнищами.

Из конторки вышел Добрывечер, весело блеснул глазами:

— Вроде и до праздника еще далеко. Плакаты успеют запылиться.

— Надо и в будни работать празднично! — крикнул Яша с самой верхней ступеньки лестницы и, будто застеснявшись поучительного тона в своем голосе, добавил: — так сказал Чардынцев.

— Умно сказал. А все-таки не шумно ли будет, Яков? Знаешь пословицу: красен цех не плакатами, а стахановскими результатами.

— А у нас своя поговорка есть, — задорно подбоченилась Наташа. — Без лозунгов да плакатов — не жди и стахановских результатов.

Комсомольцы дружно засмеялись.

— Ждать некогда, други. Некогда! — сказал Добрывечер. — Через три дня мы должны дать на сборку коленчатый вал. А технологи нам ничего не придумали. Не успели. Вчера директор Сладковского так шерстил, что у бедняги уши верно и сейчас краснее макового цвета. Да ведь на ушах главного технолога вала не выточишь. Кузнецы болванку отковали и мне принесли: выкручивайся, козаче, як хочешь.

Зайцева будто вихрем смахнуло с лестницы.

— Что же вы раньше не сказали, Иван Григорьевич? Пошли, ребята. Навалимся организованно!

Комсомольцы заполнили кабинет начальника цеха. На столе лежала поковка коленчатого вала.

— Тонок, — бросил Яша, — на станке его не зажмешь.

— Загвоздка! — вздохнул кто-то озадаченно.

— Вот и «навалились организованно», — съехидничала Клава и повела бровями на комсорга, но поняв, что шутка неуместна, замолчала.

— А… Глеб знает об этой неувязке? — спросил Зайцев.

— Я ему вчера говорил, — ответил Добрывечер.

«Ждет специального приглашения», — подумала Наташа с тревогой.

В дверях кабинета появился Глеб.

— Вот, — сказал он, протягивая начальнику цеха листок. — Надо изготовить диски такой формы. В эти отверстия мы вставим концы вала и… вибрации не будет.

Он старался выглядеть совершенно спокойным, но глуховатый прерывистый голос и дрожащие пальцы выдавали его волнение.

Яша взглянул на Глеба, будто только теперь увидел в нем нечто такое, чего давно уже с нетерпением дожидался увидеть, потом подскочил к Глебу и обнял его.

Глеб смущенно кашлянул:

— Диски я выточу сам. А там уж… если будет трудно… навалимся организованно!

Все понимающе заулыбались не то хорошо знакомому зайцевскому присловью, не то новой, радостно удивившей их интонации Глеба.

Наташа прислонилась к стене, прижала в груди горячие руки. Нет, не напрасно сердце звало к Глебу, к синим огонькам его глаз. Холодно, бесприютно было без них.

«Этот Глеб не настоящий, — вещало сердце, — он отомрет, как отпадает слабый, в начале лета пожелтевший лист. Другой Глеб, тот, кого ты любишь, встанет во весь рост».

Значит, сердце не обмануло? Пожелтевший лист упал?!

Наташа встретилась взглядом с Глебом и, покраснев, но не опуская глаз, улыбнулась.

На другой день диски были готовы, и Глеб, укрепив в них болванку вала, пустил станок.

Резец плавно снимал стружку. Кудрявясь, сбегала она вниз длинной, коричнево-белой волной.

Глеб прикинул штангенциркулем диаметр шейки вала. До чертежных размеров было еще далеко. Он прошелся еще раз резцом по всей длине. Снова осторожно, будто боясь помять нежное, ослепительно сверкающее тело шейки вала, Глеб прощупал ее штангенциркулем во многих местах.

Лицо его помрачнело. Неопытный токарь не заметил бы, но в почти неуловимом, то мгновенно пропадавшем, то возраставшем сопротивлении ножек штангенциркуля Глебу угадывался овал. Пройди он резцом еще раз — и ценная заготовка вала будет запорота. Он выключил станок: дальше точить было опасно.

Глеб обернулся и вдруг увидел, что все рабочие во главе с начальником цеха стояли позади, ожидая результата.

— Шейка вала… — растерянно сказал Глеб и движением руки описал эллипс.

— Ну чего собрались? — неожиданно вскипел Добрывечер. — На балалайке здесь никто не играет. Ступайте-ка по местам!

Наташа осталась возле Добрывечера.

— Иван Григорьевич! Разрешите взять заготовку.

Добрывечер только махнул рукой и подошел к Глебу, стоявшему в раздумье.

Наташа поняла этот жест как разрешение. Она взяла заготовку вала и, проходя мимо станка Глеба, остановилась, услышав слова Добрывечера:

— Думается мне, загвоздку теперь можно решить только подбором резцов.

— Но резцы надо пробовать на детали, — сказал Глеб, подчеркивая слово — детали. Добрывечер понял.

— В уме, Глебушка. Только в уме. Запороть можно одну, максимум две болванки. Больше не дам, — сказал он и пошел в кладовую.

Весь секрет таится в резце. Наташа была с этим согласна.

— Глеб, дай мне чертеж твоего приспособления, — попросила она и застенчиво свела брови.

Он поискал глазами куда-то завалившийся чертеж, потом, почувствовав, как запылало лицо, метнулся к станку, быстро вынул диски и подал их Наташе.