Ян Винецкий - Человек идет в гору

— Гуде-ет, — басил дядя Володя. — Младенец — что надо: килограммчиков на три тысячи потянет!

На исходе третьих суток, утром, из рук в руки передавалась листовка:

«Молния — рапорт.

Москва. Министру.

Завод досрочно выполнил свое социалистическое обязательство. Двадцать первого октября собран первый комбайн. Двадцать пятого октября закончена его обкатка».

Сборщики вышли из цеха, усталые от трехдневного нервного напряжения. Свежий утренний воздух был сладким и хмельным.

На высоком пьедестале Владимир Ильич, раздвигая рукой сумерки, смотрел на восток, где заря поднимала свои алые знамена.

Валентина все больше отдалялась от комсомольской организации: пропускала собрания, не платила членских взносов. Зайцев вызвал ее на заседание бюро. Все члены бюро долго увещевали ее, она отмалчивалась, притворно вздыхала, а когда взяла слово Наташа и сказала, что Калькова похожа на пустоцвет, Валентина окинула ее презрительным взглядом и, прикусив нижнюю губу, чтобы не расплакаться, вышла в коридор. Ей объявили строгий выговор. Но Валентина и не думала исправляться.

— Исключать будем, — сказал Зайцев Тоне. — В Кальковой не осталось ничего комсомольского.

— Погоди, Яков. Я с ней поговорю сама, — ответила Тоня. Валентина и ее встретила в штыки.

— Не лезьте ко мне с моралью. У меня свой ум.

Тоня помолчала, будто решила выждать, покуда уляжется ярость Валентины, и строго спросила:

— Ты знаешь, как тебя зовут рабочие?

— Знаю! Карковной! Валентиной Карковной! И вот вы, вместо того, чтобы запретить им смеяться надо мной…

— Постой, Валя. Этого не запретишь. Ты сама виновата. Потому что ты с людьми не разговариваешь, а каркаешь, кричишь.

— Чем я виновата, что у меня такой голос?

— Не голос, — характер. Иной раз кажется, что тебе не 20 лет, а пятьдесят. Подумай-ка, отчего это мастера Анну Спиридоновну, седую женщину, все зовут Аннушкой?

— Не знаю, — ответила Валентина и мысленно удивилась: «И верно, почему ее зовут Аннушкой?»

— Потому что она молодая душой. Человека старят не годы, а одиночество. Если ты живешь одной жизнью с коллективом, с народом, ты будешь всегда молодой.

— Что же мне — стать к станку, ближе к народу? — спросила Валентина, язвительно кривя губы.

— Вовсе не обязательно. Ты должна отбросить заносчивость, грубость. Уважай товарищей, тогда и они тебя будут уважать.

— Такая уж я уродилась! — запальчиво бросила она и отвернулась.

Тоня вышла из конторки, и Яша Зайцев, ожидавший ее в цехе, спросил тоном заговорщика:

— Ну?

— Дай Наташе поручение: взять шефство над Валентиной.

— Это исключено, — отрезал Яков. — Они непримиримы, как два одноименных полюса в электромагните.

— Непримиримы! — вскипела Тоня. — А еще комсорг! — она поглядела на озадаченное лицо Якова, на его собранные к переносью светлые брови и тихо рассмеялась. — Дай им одну работу… скажем, пропаганду передового опыта.

— А пожалуй — интересно, — воскликнул Зайцев, и в его глазах блеснуло лукавое выражение.

Наташа наотрез отказалась от нового комсомольского поручения. Она приводила десятки доводов, казалось, один убедительнее другого, но комсорг был неумолим. Тогда Наташа пошла жаловаться к парторгу.

Тоня, затая улыбку, ответила:

— Задание, Наташенька, серьезное. Надо взяться за работу по-настоящему.

Наташа, застеснявшись, сказала:

— Яков не понимает… Вам я могу сказать, Антонина Сергеевна. Дело в том, что… Валентина считает меня своей соперницей… Она неравнодушна к Глебу.

— А ты?

— Что я?

— Ты тоже считаешь ее своей соперницей?

— Да что вы! — передернула плечами Наташа. — Разве я такая глупая, как Валька?

— Ну так тем более тебе надо взяться за эту работу.

Наташа безнадежно махнула рукой. Проходя мимо Зайцева, она окинула его гневным взглядом. Яша склонился к станку, чтобы не рассмеяться.

«Придумал!.. Будто кроме меня никому нельзя было поручить это дело…» — негодовала Наташа.

Прозвенел электрокар. Наташа шагнула в сторону, обернулась. Полнолицая подсобница приветливо махнула ей рукой.

— Прыгай, Наташа! Везу вам шестеренки.

Наташа вскочила на площадку электрокара, ухватилась руками за тугое плечо девушки. В широко расставленных, серых, удивительно чистых глазах подсобницы мерцало выражение простодушного восхищения.

— Чему обрадовалась, майское солнышко? — без улыбки спросила Наташа.

— Как же! Прошлое воскресенье в клубе вы участвовали в «За тех, кто в море!» Вы играли Горелову. Здорово! Я слез не могла унять и все время повторяла: «Так его, негодяя, так! Пусть не заносится, не обманывает!» Это я про Боровского-то.

Наташа покраснела. В словах девушки чувствовалась искренность.

— Не зови меня «вы». Тебе сколько лет?

— Шестнадцать исполнилось. Семилетку окончила и сюда.

— А я на два года старше. Тебя как звать-то?

— Майя. Первого мая родилась, вот родители и записали.

Она остановила электрокар и стала ловко сгружать шестеренки.

— Значит, не ошиблась я, назвав тебя майским солнышком, — тихо, как бы про себя, произнесла Наташа. — Ты комсомолка?

Девушка смущенно потупилась:

— Нет.

— Хочешь токарному делу учиться? — спросила вдруг Наташа, заглядывая в глаза подсобнице. Она давно уже подумывала над тем, чтобы взять в ученицы какую-нибудь шуструю девчонку. Ей страстно хотелось поделиться своим опытом, она ощущала в себе потребность быть опорой, примером, строгой и доброжелательной наставницей.

— Ну, поступишь ко мне в бригаду?

Майя выпрямилась, откинула назад тыльной стороной руки русую прядь волос.

— Правда? Возьмете? — дрожащим и уже ликующим голосом проговорила Майя. — Я же ничегошеньки не умею.

— Научу. Ну так скажи: пойдешь?

— Полечу! — громко ответила Майя и, обняв ее шею, крепко поцеловала в губы.

«Вот это шефство! — подумала Наташа, довольная веселой, душевной подсобницей. — Все просто, ясно… А с Валентиной… не знаю, как быть».

Из конторки вышла Валентина с пачкой нарядов. «Сейчас самое удобное время…» — подумала Наташа, вспомнив о неприятной нагрузке, данной ей комсоргом. Она впервые почувствовала почти физически всю тяжесть этого слова «нагрузка».

— Валя, — сказала Наташа просто и со смелой доверчивостью Глянула ей в глаза. — Давай сделаем с тобой доску учета соревнования. Будем ежедневно записывать показатели. Интересно ведь, правда?

Валентина отвела взгляд, поджала губы.

— Н-не знаю… А что я должна делать?

— Устройство доски я беру на себя. А ты будешь узнавать у Аннушки результаты выполнения плана и заносить их на доску.

— Ладно, — бросила Валентина и прошла дальше. Наташа вынула платок, вытирая вспотевший лоб.