Ян Винецкий - Человек идет в гору

Подкатили две грузовые машины, и комсомольцы выехали на площадку строительства электростанции.

Плотники начали забивку свай плотины. Деревянная баба взлетала и падала, вгоняя бревна в грунт. Саня Коноплев, расставив треногу нивелира, приникал глазом к трубке и, подняв руку, указывал линию плотины.

До обеда рыли котлован под фундамент. Звонкие песни летели над рекой. Часто вспыхивал смех и быстро гас: шло горячее соревнование между бригадами.

Коноплев каждый час производил замеры, и на грифельной доске, принесенной из школы, появлялись новые показатели. Бригада Тани обогнала девчат Наташи. Девушки хмурились, быстро работали лопатами, не успевая утирать пот.

— Не огорчайтесь, — сказал им Саня Коноплев. Комсорг успевал все видеть и везде бывать. — Земля — наше производство, а у ваших станков танина бригада тоже выглядела бы бледно.

— Утешитель нашелся! — воскликнула Зоя Рыбалко, капризно сверкнув черными глазами, и сбросила соломенную шляпу. — Этак мы и вовсе разленимся. Вас, наверно, Таня подослала, чтобы нам зубы заговаривать.

Кругом засмеялись. Коноплев смущенно теребил ворот своей наглаженной серой рубашки.

— Взяли бы лучше и показали, как надо копать, — проговорила Зоя, бросив уже подобревший, со смешливыми лучиками взгляд на колхозного комсорга.

Саня взял теплый от зоиных рук черенок лопаты.

— Держать надо так. Получается наивыгоднейший рычаг…

В полдень электрик Максим Нартов привез со станции генератор.

Комсомольцы качали Максима и громко кричали ура.

Глядя, как толково и немногословно руководит работами Коноплев, как слушаются его комсомольцы, Глеб с завистью подумал:

«Почему нельзя и мне так… дружить и работать?» Обида ожгла его, будто крапивой.

Глеб рыл подводящий лоток. Он украдкой взглядывал на Наташу. Казалось, она целиком была занята работой: часто выбрасывала лопатой землю, строго покрикивала на Зою и Гульнур, громко хохотавших от каждого слова ребят из бригады Яши Зайцева. Но по тому, как под его взглядом занималось ее лицо румянцем, как светились мягкой затаенной улыбкой ее глаза, Глеб понял, что она любит его, — любит попрежнему. Это наполняло его такой гордой, давно неиспытанной силой, что он не замечал ни холма земли, выросшего слева от него, ни мокрой от пота — хоть выжимай! — рубашки…

— Стоп! — скомандовал в рупор Коноплев. — Для турбинной камеры глубина котлована достаточна. Спасибо, товарищи!

— Ура-а! — прокатилось по реке десятками голосов. Ребята стали раскладывать костер, а девчата собирали цветы и плели венки.

Дым костра смешивался с густеющими сумерками. Река блестела ровным зеркалом, отражая чистое закатное небо. В распадке между холмами сосновая рощица зябко куталась в белый платок тумана.

Зайцев выпросил у Гульнур венок и преподнес его бойкой, беспокойной Танюшке.

— За хорошее руководство по строительству ГЭС, — сказал Яша. — По традиции положен венок из лавровых листьев, но уверяю вас, что ромашка ничуть не хуже!

Все засмеялись.

— Нет, — хитренько улыбнулась Таня. — Если уж на то пошло, то такие почести положены нашему комсоргу.

Она шагнула к Сане Коноплеву и возложила ему на голову венок.

— Что вы! — покраснев, запротестовал Коноплев и снял венок, не зная, что с ним делать. — Еще предстоит постройка здания ГЭС, монтаж турбины и генератора, установка трансформаторов…

Из-за холма выскочила гнедая лошадь, запряженная в телегу. На мешке сидел дед Никифор, лихо размахивая кнутом. В бороде деда запутался резной кленовый листок, похожий на подпалинку.

Он остановил коня у самого костра и, широко улыбнувшись беззубым ртом, нараспев сказал:

— Картошки привез. Старуха моя говорит: отвези комсомольцам картошки. Уж больно хороша она, печеная-то.

Комсомольцы встретили эту весть с бурной радостью. Танюшка под смех и веселые восклицания взяла из рук Коноплева венок и надела его на седую гриву деда Никифора.

Яша стал развязывать мешок и громко запел:

Все задорно подхватили полузабытую шуточную песенку:

Пламя костра разгоралось все жарче. С болота за рекой тянуло сладковатой прелью осоки.

Глеб сидел рядом с Наташей и, обжигая пальцы, очищал от золы картошку.

А Яша Зайцев под тихий, хватающей за сердце перелив гармони пел уже новую песенку:

Его поддержали:

«Услышь меня, хорошая…» — повторял про себя Глеб, мысленно обращаясь к Наташе.

Несмотря на позднее время — стрелка часов близилась к полуночи, в сборочном цехе около самоходного комбайна собралось много людей. Здесь были представители всех цехов и отделов, мастера, рабочие.

Чардынцев кивнул Наташе, стоявшей рядом с Зайцевым у бункера комбайна.

— А вы что тут делаете? — с напускной строгостью спросил он, — завтра рано вставать на работу. Проспите.

— Мое присутствие обязательно, — ответила Наташа и упрямая заботливая складка собралась между широко и смело распахнутыми бровями. — А вдруг какая-нибудь наша деталь откажет…

— На это есть начальник цеха.

Наташа взглянула на Добрывечера, разговаривавшего с Быстровым, и, отбросив назад голову (как любил в ней это движение Яша Зайцев!), сказала:

— Начальник цеха ответит перед директором, а мы с Яковом — перед комсомольской организацией.

— А-а… ну, тогда другое дело, — серьезно проговорил Чардынцев и вдруг не выдержал — засмеялся задорно и радостно.

— Комбайн к обкатке готов, — доложил директору Быстров. — Разрешите приступить?

Мишин мягко отстранил его плечом и, шагнув к комбайну, сел за руль.

— Сам будет пробовать! — восхищенно зашептались вокруг. — Наш директор — мастер на все руки…

Мишин запустил мотор. Ровный гул заполнил цех. Тонко вызванивали стекла окон.

Наташа оперлась на руку Якова и в волнении крепко сжала его пальцы. Яков не дышал. Ему было вдвойне страшно — и за комбайн и за это непередаваемое наташино рукопожатие. Эх, в какие далекие дали пошел бы он рядом с ней вот так — с солнцем в глазах и с песней в сердце!..

«Только было бы все хорошо, — бледнея, думала Наташа. — Первый комбайн!»

Мишин пробовал ходовой механизм. Машина свободно двигалась по цеху. Рядом с комбайном, не отставая, шел Быстров. На его усталом, счастливом лице, казалось, собраны были чувства всех, кто присутствовал при обкатке комбайна.

Мотор и все агрегаты работали безупречно.

Испытание продолжалось трое суток. Трое суток допоздна не выходили из цеха Быстров, Борис Рубцов и ибрагимовская бригада. Первое детище завода родилось. Гул мотора доносился до соседних со сборочным цехов, и люди удовлетворенно улыбались, понимающе переглядывались друг с другом.