Анна Лупан - Обрести себя

Услышав свое имя, Черчел навострил уши. Иляна не удержалась, чтобы еще раз не подтрунить над сестрой:

— Видишь, как радуется, видать, затосковал по оладьям.

— Тебе свекровь приготовит получше, — огрызнулась Анка.

Ариона не сердило то, что девушки иногда шутливо бранятся, поддразнивая друг дружку. Наоборот, он даже любил послушать их и сам иногда подбрасывал словцо-другое. Но последние слова Анки почему-то больно кольнули в сердце. Ему показалось, что это сказано не просто, а с каким-то тайным смыслом. Значит, девушки знают что-то такое, что неведомо ему. И кровь прихлынула к вискам.

Мадалина сидела на своем стульчике, сложив руки на груди и не прикасаясь к еде. Ее опаленное солнцем лицо казалось спокойным. Но по тому, как она держала кисти рук под мышками, как отвисла ее нижняя губа, Арион видел, что жена еле сдерживается, чтобы не испортить завтрак. Он посматривал украдкой в ее сторону. Кто сказал, что заботы старят человека? Глядя на Мадалину, трудно с этим согласиться. Жизнь к ней не была чересчур доброй, а все-таки она почти не изменилась за те двадцать восемь лет, как они поженились и когда эти самые заботы особенно густо окружили ее. Посторонний, посмотрев на нее, не поверил бы, что у нее такие большие дочери. Возраст выдавали только слегка посеребренные волосы на висках. А стан оставался таким же тонким, как в юности. «Она никогда не постареет, — подумал Арион. — Так вот и высохнет на ногах, а не постареет».

Неожиданно Виктория заметила, что мать еще не притронулась к еде.

— А ты почему не ешь, мама?

— Ешьте вы, я сыта!

Ложки застыли на полпути. Глаза девушек поднялись от миски: если мать сыта без еды, значит, что-то стряслось дома. Иляна первая прервала наступившую неприятную паузу:

— Что случилось, мама?

— Ешьте скорей, — поторопил отец, боясь, чтобы Мадалина не вспыхнула раньше времени. Но поздно. Вопрос Иляны оказался той самой каплей, которая переполнила чашу горечи в душе Мадалины.

— Меня спрашиваешь? Это у тебя надо спросить!

— Меня? — протянула Иляна, недоуменно пожав плечами. — Спрашивай, если хочешь.

Поняв, что скандала не избежать, Арион поторопился вмешаться:

— С кем ты ночи проводишь у родника?!

Иляна побелела. Значит, узнали. Она глянула на сестер, глазами моля о поддержке, но Викторица и Анка внимательно исследовали доски стола. Каждая из них много бы дала, чтобы не присутствовать при таком разговоре. Минуту Иляна колебалась — утаить или сказать правду. К чему врать, рано или поздно все равно узнают. Лучше сразу открыться, чем мучиться, ожидая разоблачения. По крайней мере, не придется юлить. Подбирая шутливый тон, она ответила:

— С кем хочу. Мне уже за двадцать перевалило.

— С сыном Каланчи?

— Ну и что?

— С ума сошла, девка.

— Нет, отец, ум у меня нормальный.

— Как разговариваешь с отцом, бесстыжая?!

Прямые ответы блудной дочери привели Мадалину в бешенство. Она стала поспешно искать скалку, чтобы с ее помощью наставить дочь на путь истинный.

— Мама, мне уже двадцать минуло, — напомнила Иляна.

— Замолчи, подлая! Думаешь, выросла длинная, так я постесняюсь ударить?! Распущенная тварь, паршивка! Вот поговори ты с ней. — Мадалина повернулась к мужу. — Что выпучил глаза и стоишь как немой!

Арион застыл, не зная, что предпринять. До сих пор в душе таилась слабая надежда, что все это сплетня, брехня, что Иляна убедительно развеет эти слухи. И вдруг — на тебе. Сама подтвердила. И это ошеломило его, словно дубинкой стукнули по темени. Вначале думал: может, дочь разыгрывает их, есть у нее привычка обвести их вокруг пальца, а потом посмеяться. Но сегодня не походило на игру. Раздраженный голос жены призывал его принять какое-нибудь решение, причем сейчас же, без промедления. Суровый, тяжелый, он поднялся, отодвинул ногой стул, на котором сидел, и приказал Иляне:

— Встань!

Чуть заметная ироническая улыбка пробежала по ее лицу.

— Это еще для чего?

— Встань, сказал.

— Зачем?

Иляна машинально сделала движение рукой, будто хотела отмахнуться от назойливой мухи. И этот ее легкомысленный жест вывел Ариона из себя. Теряя над собой контроль, он закричал:

— Встань, сука, когда отец говорит!

Тяжелая рука описала дугу и опустилась на улыбающееся девичье лицо.

Арион ударил и сам испугался. С тех пор как дети подросли, он ни разу не бил их. Да и когда маленькими были, тоже не бил, разве в шутку иногда шлепал. И теперешний удар пришелся больше по нему самому. Хотел замахнуться еще раз, но силы оставили его.

— Если когда-нибудь увижу с ним вместе — убью. Слышишь? Убью и добровольно пойду на каторгу. — Арион устало опустился на стул.

Свинцовая тишина нависла над трехногим столиком. Будто мертвец, а не мамалыга, лежал на нем. Никто не осмеливался поднять глаза и взглянуть друг на друга. Всем стало стыдно. Викторица попробовала проглотить еще несколько ложек борща, но еда становилась поперек горла, аппетит пропал. Глаза Иляны увлажнились, как цветы цикория от росы. Но она тряхнула головой и дрожащим голосом сказала:

— Если ударит отец, здоровей будешь. Пошли в поле, а то рассада вянет.

На пороге она остановилась и нарочно громко спросила:

— Посадку откуда начинать — с дороги или со стороны долины?

— С долины, — отозвался Арион, как далекое эхо.

За столиком остались они одни с Мадалиной. Нетронутая яичница стыла в тарелке. Петухи умолкли. Кто-то из девушек выпустил кур из закута, и было слышно, как те закудахтали возле завалинки, где были рассыпаны кукурузные зерна. Вишня возле окна стряхивала свой нарядный белый цвет.

— Вот как с дочками, Мадалина, — вымолвил после долгого молчания Арион, словно очнувшись.

Отломил кусок мамалыги и пошел кормить Черчела. Собаки на дворе не было. «Пошел с ними», — догадался Арион. Он чувствовал себя будто обворованным. Заныла рука — та, которой ударил. А может, это просто показалось. Хорошо бы встретить кого-нибудь, чтобы переброситься словцом. С Мадалиной сейчас не заговоришь. Пусть лучше отмолчится.

— Если ударил отец, здоровей будешь, черти полосатые, — бормотал он сердито, спускаясь по ступенькам.

Семейные неурядицы изнуряли его больше, чем работа в поле. Он был бессилен распутать семейные узлы, и ощущение беспомощности все больше овладевало им. Мучила совесть, что в горячке ударил Иляну. С другой стороны, ругал себя, что всю жизнь был мягок с детьми и они выросли не такими, какими хотелось бы их видеть. А теперь поздно, ничего не изменишь. Да, не ожидал он подобного, в особенности от Иляны. Связаться с сыном Каланчи — это значило плюнуть в лицо всей деревне, пустить по ветру доброе имя, ради которого трудились и старались родители, проливая реки пота, собирая такое приданое. Это имя честного человека и трудяги. Человек несколько старомодных взглядов, Арион все же доверял дочерям выбор жениха, не вмешивался в это щекотливое дело, предоставлял им полную свободу. Только сейчас он понял, как глупо поступал. Все девушки одинаковы. Если не приструнить их вовремя, то не жди добра. Любой пройдоха вскружит им голову как захочет. Сладкое словечко, несколько двусмысленных вздохов — и любовь готова. А кроме любви, их ничто не печалит. Если сегодня он вернется с поля рано, надо будет потолковать с ними не спеша, спокойно, без тумаков и шума. Им попросту нужно открыть глаза.