Анна Лупан - Обрести себя

— А нельзя ли прямее, Корнел? О чем речь?

— Прямей? — Корнел просверлил его глазами, дескать, хотел я помягче, но если сам просишь, изволь, только потом не обижайся. — Могу и прямей. Я в карман за словом не лезу, — продолжал он, собираясь с духом. — Почему на Доске почета отсутствует одна из лучших наших доярок?!

В зале на минуту затихло. Потом поднялся глухой шум.

— Кто, кто отсутствует, кого нет?

— Этот Корнел все замечает.

— Ну и прижал он их к стенке!

Ион Гырля спросил с недоумением:

— Кто отсутствует?

— Лиза Диду, вот кто! — с пафосом, торжествующе объявил Корнел.

По тону можно было понять, что им руководят помимо чувства справедливости и еще более тонкие и деликатные побуждения. Но собранию некогда было анализировать оттенки его голоса, и оно принялось обсуждать эту весть. Вначале никто не поверил.

— Да ну?

— Не может быть!

— Я каждое утро прохожу мимо и не заметил. Вроде бы все.

Лиза, как всегда спрятавшаяся в уголке, сидела молчком. И чего это Корнел вспомнил о ней? Сейчас все станут смотреть в ее сторону, расспрашивать — чистое мучение. Она и сама как-то заметила, что ее больше нет среди передовиков. Но неужели это так важно? Работала она по-прежнему, даже лучше, пожалуй. На ферме заменили нескольких доярок, у кого руки были нечисты. Комсомольцы организовали контроль. Стоило ли об этом говорить? Дома ей не так уж трудно: подросли помощники — двое братишек пошли на ферму, теперь легче стало прокормить всю ораву. Зря Корнел затеял разговор о ней.

Все же комсомольцы заволновались, стали ее защищать. Как это можно беспричинно снять передовую доярку с Доски почета?! Извольте отвечать, руководители колхоза, будьте добры представить мотивировку. Ион Гырля вопрошающе взглянул на Павла Захария, избранного на прошлом отчетно-выборном собрании секретарем партбюро. Кто-то же должен знать, в чем дело. Но Павел недоуменно пожал плечами. У него можно было получить ответ на любой вопрос, относящийся к хозяйству. Он бы, не задумываясь, привел разные цифры, мог бы обрисовать перспективы колхоза на ближайшие десять лет, рассказать о сортах фруктов, овощей, полевых культур, об их урожайности. На любой подобный вопрос он мог бы ответить в ночь-полночь. Знал он и дочку Козьмы Диду, знал ее судьбу. Но как раз того, о чем обязан знать секретарь — о ее отношениях с коллективом, с колхозом, — не ведал. Да и можно ли с него требовать еще и таких мелочей в горячую пору, когда подчас забываешь, как тебя зовут. Чтобы как-то выйти из положения, он пробормотал что-то о причинно-следственной связи. Но Корнел был слаб в философии — он кончил только семилетку — и поэтому потребовал более определенного ответа.

— Я только хочу знать, существует ли справедливость? Вся деревня знает Лизу как самую передовую доярку, а тут красуются в передовиках кто хочешь, только не она!

Видя, что шум растет, угрожает превратиться в скандал, Влад почувствовал себя обязанным дать кое-какие разъяснения. Все равно теперь не уйти от разговора. Рано или поздно это всплывет, и придется выслушивать упреки председателя или партийного секретаря. Поэтому он сам попросил слова.

— Доска — это моя инициатива, — изрек он воодушевленно. — Как видите, она сделана не по шаблону, она оригинальна по форме, привлекательна. Она — украшение всего села. Я подумал, что люди, чьи портреты помещены на этой Доске, должны быть примерными и образцовыми во всем, в том числе и в моральном отношении. Поэтому я позволил себе отсеять кандидатуры. Лиза — хорошая девушка, ничего против нее не имею. Но поведение матери Лизы, на которую она никак не повлияла, всем известно. Призвание передовика — не только хорошо работать, но и сеять вокруг себя здоровые семена нашей самой передовой в мире морали!..

Да, насчет речей Влад специалист. Некоторое время ему пришлось работать лектором по антирелигиозной пропаганде. Так что навострился. Собрание заколебалось. Лиза сжалась в своем уголке, стала маленькой, как букашка. Чем дальше говорил Влад, тем меньше она становилась. Лиза чувствовала себя виноватой перед всеми. Влад конечно же прав, правильно сделали, что ее оттуда сняли. Как это она, дочь Дремоты, будет находиться рядом с лучшими людьми деревни, рядом с председателем. Ну и разгон взяла она, даже в комсомол проникла. Счастье еще, что Влад не знает о тех нескольких грелках молока, которые она приносила, а то бы задал ей жару. Самым нечестным существом почувствовала себя девушка. Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее. Немного утешало Лизу то обстоятельство, что в комсомол она не напрашивалась — ее уговаривали вступить. Она не знала, когда ее определили на Доску почета, не знала, когда и сняли. Лиза и сама могла бы предложить, чтобы ее портрет сняли с Доски почета. Понимает, что недостойна.

Влад между тем закруглялся:

— Честно говоря, я жалею Лизу, но что поделаешь. Давайте будем взыскательнее: если передовик, так уж передовик по всем статьям! По-настоящему! С большой буквы!

— Что это он мелет? — недовольно спросил Гырля у Захария.

— Подожди, посмотрим, что ребята скажут.

Влад своей речью отнял у всех охоту говорить. Все помалкивали. Корнел глядел на Влада, будто собирался проглотить его. Лиза мучилась в нерешительности — подтвердить точку зрения Влада, покаяться или подождать, что скажут другие. В это время вскочил Ефимаш:

— Я лично голосую за то, чтобы снять ее с Доски почета!

— Повремени, еще никто не голосует, — остановил его Захария.

— Влад хоть и родственник мне, но скажу прямо: он не прав! — Это поднялась Иляна. — Лиза настоящий человек. А при чем тут ее мать? Ту теперь только могила исправит. Влад лучше бы на себя посмотрел. Клуб вечно на замке. Кино крутят как попало, то и дело обрывается…

— Хочу узнать, при чем тут сторож, если арбузы зеленые? — перебил ее Ефимаш.

Атмосфера разрядилась, кто-то прыснул в кулак, люди заговорили, начался всеобщий гам. Те, кто выступал после Иляны, поддержали ее, и наконец собрание вернулось в свое русло — перешло к вопросу о том, как убрать урожай без потерь. Постепенно Лиза пришла в себя, осмелилась даже поднять глаза. Убедившись, что на нее никто не смотрит и все заняты обсуждением главного дела, свободно вздохнула. Пронесло. Теперь нет необходимости выступать оправдываться и бичевать себя.

После собрания Иляну догнала в дверях длинношеяя Варвара Беженару. Нарочно задела локтем, проговорила:

— Ну и двуличная же ты! Сначала уговорила Влада снять Лизу, а теперь сама ее защищаешь.

— Сумасшедшая! Какой мне интерес, чтобы ее сняли?

— Знаем, не беспокойся!

— Скажи, и я узнаю.

— Микандру у тебя переманила, вот какой.

Иляна почувствовала, как кто-то вонзил ей в сердце нож и повернул его там. Но она сохранила хладнокровие, ответила невозмутимо: