Анна Лупан - Обрести себя

В тоне его уже не было той уверенности и рассудительности, как вначале, и девушке стало жаль его. Никакой он не сумасброд, не задира, все преувеличила молва о нем. Парень как парень. Чтобы он не рассердился окончательно, Лиза промолвила:

— Такие дела решаются не просто, Корнел. Можно ли на скорую руку говорить об этом? Или нас кто подгоняет? Дай срок подумать.

— А что тут думать? Одно из двух — или хочешь, или не хочешь. Это раньше думали годами. А теперь атомный век, все решается молниеносно. В конце концов, если бы речь шла лишь о моем самолюбии, то я мог бы тебя и украсть. Плевое дело: подговорил ребят… Тебя бы даже не спросили.

По коже Лизы прошла дрожь. Зря она радовалась раньше времени. Не так уж безопасно оставаться с Корнелом ночью в поле наедине. Парни этого сорта не знают препятствий. Словно в бабушкины времена — мешок на голову, взвалит тебя на плечо, как куль, и ты уже у него на печке.

И все же Лиза напрасно боится его. Корнел, при всей своей необузданности, — сознательный комсомолец и сам не одобряет таких действий. Что же касается любви и женитьбы, то у него на этот счет своя теория, которую он и изложил в нескольких фразах:

— Я против принуждения, можно по-хорошему договориться. Потому что женщина тоже человек. Возьмешь ее силой, она потом всю жизнь на тебя косо смотреть будет. Так что решай.

— Ой, ума не приложу, что сказать, Корнел. С парнями до сих пор я и не разговаривала. Не знаю, что ответить. Давай повременим.

— Ну, знаешь, мне некогда. Осенью — в армию, а до осени что осталось? Пустяк.

Да, серьезное положение. Лизе больше нравится сын цыганки. Зато у Корнела серьезные намерения. А это нельзя не ценить. Микандру же идет рядом и посвистывает или рассказывает всякие небылицы, а про любовь ни словечка. Выйти замуж — целая проблема. А ей уже осточертел материнский дом, хочется завести свое гнездо. Она мечтала заиметь свою комнатенку, чистую, уютную, с белоснежными занавесками и радиоприемником. Она бы убрала ее по своему вкусу — так, как ей нравится. И вечерами там можно было бы отдохнуть, ее не угнетала бы постоянная грязь и беспорядок материнского дома. Лиза охотно вышла бы замуж, но не так, с бухты-барахты, не как попало. Корнел жених, конечно, достойный. Но если бы она хоть чуть-чуть любила его. Ведь, кроме страха, она ничего не испытывает перед ним. Осторожно, чтобы не обидеть парня, она пошутила:

— Думаешь, переведутся девушки на земле до тех пор, пока вернешься из армии?

— Мне всех не надо. Одна ты нравишься.

— Ты уже говорил, но все равно не надо торопиться. Сначала отслужи.

— Тебе легко рассуждать. А кто мне даст гарантию, что ты будешь ждать меня три года. Можешь обещать такое?

— Нет.

— Ну вот, видишь. А мне гарантия нужна.

— Три года — не шутка, Корнел. Может быть, и ты…

— Я, со своей стороны, могу гарантировать. Может быть, я тебе не нравлюсь? Тогда другой разговор, скажи прямо.

— Да ну, что ты… — Лизе показалось неприличным сказать ему правду. Зачем обижать человека, когда он тебе ничего плохого не сделал, а, наоборот, желает добра? После недолгого раздумья она нашла удачный ответ:

— Знаешь, я должна подумать.

Сбитый с толку Корнел согласился:

— Хорошо, даю срок неделю. Только не больше, ладно?

— Ладно.

Корнел слегка обескуражен. Куда лучше было бы, если б она поняла его с двух слов. Но что поделаешь, таковы женщины: любят рассусоливать. Им надо, чтобы их одурманивали сладкими словами, вздохами, песнями. Он же ненавидит все это слюнтяйство. Для него главное в жизни — радиотехника и романы про шпионов. Может быть, поэтому и ускользнула от него Стэнкуца. Лизу он выбрал не случайно — не хотелось больше связываться с белоручками. Она кроткая, послушная. По крайней мере, такой ему казалась. Он давно остановил свой выбор на ней, да все не хватало времени объясниться. А еще хотелось проверить свои чувства. И вот теперь уже не смог сдержаться — открылся. А она, видите ли, хочет подумать. В самом деле или это только предлог, чтобы избавиться от него? Не везет ему с девушками. Все красноречие свое пустил в ход — а вот результат. Зато такой простофиля, как Ефимаш, кружит им головы напропалую, любую окрутит. Он же, и красивый, и умный, и честный, и статный, вынужден выслушивать «я должна подумать».

Лиза недоумевала: вроде ничего плохого не сказала, а он так расстроился.

Она робко спросила:

— Мне можно идти?

— Иди, — позволил он с некоторым запозданием.

Она неловко потопталась на месте, не зная, как надо проститься. В последнюю минуту он вспомнил что-то, остановил:

— Постой, один поцелуй, в качестве задатка.

Чтобы скорей избавиться от него, Лиза безвольно и холодно чмокнула его. От прикосновения к нему в груди что-то приятно вздрогнуло. Ужасаясь, словно совершила преступление, Лиза бросилась бежать, уже не заботясь, как это воспримет Корнел. Нет, она никогда больше не останется наедине с ним. Она ведь не любит его. Теплота, прихлынувшая к груди минуту назад, так же внезапно исчезла. Приближаясь к дому, она старательно несколько раз вытерла рукой губы, но ей казалось, что следы поцелуя все равно остались.

Начался сбор табачного листа, и дочери Ариона Карамана ложатся с луной и встают с петухами. Обработать гектар табака — дело нешуточное, даже если в доме четыре женщины. Все во дворе завешано табачными листьями, нанизанными на шпагат. Табак под стрехой, на стенах, на заборах. Дом не виден за зеленой бахромой, как будто это маскировка времен войны.

Несколько недель назад прошел хороший дождик и угодил в самое время. После него табак поднялся, как тополь. Такого буйного роста не помнят даже старики. Не успели собрать первый раз листья, как уж поспели новые. И такие, как лопухи. Иголка сгибается, когда нанизываешь их на шпагат.

Мадалина озабоченно щупала стены: сгниют от этого проклятого табака, который навешан так плотно, что не пропускает ни лучика солнца.

— Ничего им не будет, — утешает ее Арион, ища глазами место, где бы еще повесить табак.

Но жена настроена ругаться:

— Тебе, конечно, ничего не будет. А если стены покоробятся и облупятся — кому придется их мазать? Тебе? Как бы не так, все я, бедняжка.

— Девок заставь.

— Скорее от кошки цыплят дождешься. В поле еще так-сяк, работают. А дома и глину замесить не заставишь. И ты хорош! Другие как-то ухитрились, в своей усадьбе копаются. Мы же каждый божий день все в колхозе и в колхозе, с утра до ночи.

Воспользовавшись тем, что жена взялась за дочерей и ослабила бдительность, Арион успел повесить несколько низок табака на стену, выходящую на улицу. Но Мадалина давно подозревала намерение мужа и выскочила за ним как ошпаренная:

— Еще фасад не загадил своим табачищем! Сними сейчас же! А то разбросаю по двору.