Анна Лупан - Обрести себя

Так думала Ангелина сейчас, сидя на кухне между сыном и мужем, а прежде у нее были иные мысли. Могло ли ей прийти в голову в те молодые ее годы, что когда-то все обернется против нее?

С неожиданной горячностью и решимостью она заявила:

— Хватит, нашлялся по общежитиям, не для этого я его вызвала. Найдется и в городе работа. Вот только уладит дело с пропиской, сам найдет. У нас, слава богу, безработицы нету.

Чтобы прекратить назревающий семейный скандал, Илиеш миролюбиво предложил:

— Зря кипятишься, мать. Попытка не пытка. Поеду, посмотрю. А вдруг приглянется.

И правда, чего сразу отказываться? Не все ли равно, где работать? Ни от чего так не устаешь, как от безделья, от праздной жизни. А ведь уже две недели прошло, как он приехал, и все еще слоняется по городу без дела. Разве что иногда помогал Ангелине по хозяйству, играл с Дануцем, провожал его в школу. Правда, был в отделах кадров нескольких предприятий. Откровенно говоря, работу он мог бы найти. Опытных шоферов везде нехватка. Но прежде чем поступить на работу, надо прописаться в городе. В ЖЭКе не хотели прописывать, пока не устроится на работу, а на работу не брали, пока не пропишется. Просто заколдованный круг какой-то. Вот тебе и вернулся к матери, где, согласно поговорке, и сон слаще, и еда вкуснее. Оказывается, все упирается в площадь материной квартиры, которая не позволяет, чтобы его там прописали. Нет, ни матери, ни ему не тесно под одной крышей, боже упаси. Они не претендовали на большее, готовы были довольствоваться тем, что есть. Даже Чулика в отношении жилплощади ни слова не сказал. Можно и потесниться, ведь они не намеревались устраивать футбольные соревнования в своих апартаментах. Да и теснота-то эта временная, не навечно же поселяется к ним Илиеш. Постепенно найдется какой-нибудь выход, Илиеш заведет свой угол. Но на устройство и обзаведение парню нужно время, нужен приют, который и предоставляет ему мать.

Илиеш пытался все это втолковать тем, от кого зависела прописка. Товарищ из горсовета, который ведал жилищными вопросами, в заключение беседы развел руками:

— Жизнь полна парадоксов, молодой человек, это — один из них. В городе нужны шоферы, это так. А жилплощади нету, значит, прописать вас нельзя. Квартира вашей матери слишком мала, и мы не можем нарушать порядок.

В горсовет Илиеш пошел по совету Чулики. И — бесполезно.

— Нет, чем так бродить, лучше вернуться туда, откуда явился. Лучше землю копать, чем обивать все эти пороги.

Тогда за дело взялась сама Ангелина. Она пошла по тем же местам, где уже был Илиеш, — в жилищную контору, в райисполком, в горисполком… Но и ее хождения оказались безрезультатными. Напрасно она доказывала, что готова мириться с теснотой, не претендует на дополнительную жилплощадь…

Илиеш упал духом. В самом деле, прав Чулика. Чего ему искать в городе? Не все ли равно, где работать? И зачем мать так горячо отстаивает его? Может быть, ей хоть сейчас, в старости, хочется сблизиться с сыном? Или просто желает оправдаться перед своей совестью? Или боится остаться одна и заранее готовит себе убежище? Как бы там ни было, ее попечительство его уже не греет. И чтобы она больше не носилась со своими проектами относительно прописки, Илиеш твердо сказал:

— Завтра поеду в Кетросы, посмотрю, что за работа.

Ангелина раздраженно передразнила:

— «Завтра, завтра»! Надо сначала обдумать хорошенько, а уж потом делать.

Не слушая старших, Дануц сидел на табуретке и складывал из спичек замысловатые фигуры. Вечер был тоскливый, за окнами шумел монотонно дождь, к стеклам окна прилипли занесенные ветром листья акации. Из кухонного крана, который недавно сменили, в раковину ритмично капала вода. Чулика глубокомысленно изрек:

— Напрасно сменили кран, старый был лучше.

В это время его скучающий взгляд остановился на Дануце:

— Сколько раз тебе говорить, чтобы не играл со спичками!

Дануц не обратил внимания на его слова. Он не очень-то боялся отца.

— Я не играю, я считаю.

— Все равно нельзя! Сказано, не трогай спички, — значит, не трогай!

Лицо Чулики исказилось гневом, глаза сузились. Он весь налился кровью, даже побагровел. Предчувствуя беду, Ангелина нагнулась и стала сама собирать спички. Дануц возмущенно закричал, стараясь оградить с таким трудом сложенные фигуры. Ангелина шлепнула его по затылку.

— Тогда купи мне счетные палочки! — потребовал мальчик.

Чулика вылупил глаза:

— Как это «купи»? Разве я тебе не давал денег на эти самые палочки?

Дануц опустил голову, прикусил губу.

— Давал или не давал? — домогался Чулика и, схватив его за ухо, сильно крутанул.

— Давал.

— Где же палочки?

— Не нашел.

— А где деньги?

Уличенный во лжи Дануц стал всхлипывать. Сам же и виноват, не надо было заводить речь об этих проклятых палочках. Теперь он лихорадочно искал выход из положения. Чулика совсем разъярился, другой рукой схватил Дануца за подбородок, поднял голову, чтобы поглядеть в глаза.

— Так где же деньги? А?

— Купил у одного парня рогатку.

— Прекрасно! Рогатку! Отец работает как проклятый, а он покупает рогатки! Очень красиво, с этих пор начинаешь радовать меня, сынок. Завтра чтобы палочки были здесь, понял? А теперь марш в угол, будешь стоять там до тех пор, пока не пройдет охота покупать рогатки.

Дануц попытался что-то объяснить, но отец не дал ему открыть рта:

— Никаких разговоров! В угол!

Дануц с виноватым выражением лица пошел отбывать наказание. Стоять в углу ему было позорно. Во-первых, он уже большой, ходит в первый класс. А во-вторых, было совестно перед старшим братом. Знал бы Дануц, что отец так рассердится из-за каких-то там палочек, сам бы настругал их сколько хочешь или попросил бы Илиеша. Теперь, хочешь не хочешь, придется подчиниться. Но Чулика не успокоился:

— Не здесь, иди в ту комнату!

— Туда я не пойду, — запротестовал Дануц.

— Так я тебя за ухо отведу!

Мальчик стал всхлипывать, поднял умоляющий взгляд на мать. Она тут же заступилась:

— Оставь его тут. Знаешь же, он боится темноты.

— С твоим воспитанием из него вырастет дегенерат!

Ангелина замолчала, проглотив обиду; вернулась к своей работе. Дануц подождал еще несколько минут, надеясь, что кто-нибудь из старших защитит его, но, не встретив поддержки, поплелся в темную комнату. Темноты он и впрямь боялся. Лучше бы отец дал ему пару оплеух. Чулика крикнул вдогонку:

— Смотри свет не включай, стой в углу!

Он прекрасно знал, что если оставить Дануца в углу здесь, в кухне, это будет, для него развлечение — станет забавляться, показывая на стенке тени от сложенных пальцев, или чертить ногтем на штукатурке различные фигуры.

Более сурового наказания, чем то, которое назначил Чулика, для Дануца не существовало. В темноте ему чудится всякая чертовщина. Из гардероба, из-под дивана, из углов вылазят разные страшные чудища, которые вот-вот схватят тебя своими противными лапами.