Анна Лупан - Обрести себя

— Как мало мы знаем друг друга, — сказал он тихо, с трудом сдерживая гнев.

Ангелина взяла зеркало, переставила подальше от него. Она видела, что допустила бестактность, и боялась, что он в порыве ярости разобьет зеркало.

— Не сердись, Илиеш, я обязана думать обо всем.

— Почему же обязательно думаешь плохое?

— Потому что дурное дело нехитрое, может соблазнить.

— Да, мать, видно отдалились мы с тобой друг от друга.

— У одинокого мужчины много соблазнов.

— Как и у одинокой женщины.

— Если я тебя обидела, сказала что-то не так, не суди строго. Я имею на это право.

— Не имеешь! — крикнул он.

Он готов был обрушить на нее поток обвинений. Все перемешалось, слепая сила, казалось, вот-вот снесет все плотины, которые он прежде старательно возводил в душе. Он сжал кулаки, ногти до крови впились в ладони. Однако сдержался и как можно мягче добавил:

— Печально, мать, что мы не верим друг другу. Если ты сомневаешься в моей честности, то мне лучше уйти из твоего дома сейчас же.

Конечно, куда лучше было бы рассказать ей правду, как и где он заработал деньжонки, которые иногда гостили в его кармане. Однако сдерживало то, что об этом, конечно, узнал бы Чулика, который имел свои понятия о деньгах и уважал только тот заработок, который доставался без особого труда и пота. Если бы Чулика узнал, что Илиеш подрабатывает на выгрузке вагонов, он бы просто стал презирать парня. Между прочим, в отличие от Ангелины, Чулика был уверен, что, раз Илиеш работал там, где добывают прямо из земли золото, не может быть, чтобы он не припрятал золотишко про запас. Только, по его мнению, Илиеш себе на уме и тщательно скрывает свои сокровища. Такое положение вещей больше устраивало Чулику. Он скорей уважал жадного богача, чем щедрого бедняка. Чулике было приятно думать, что его пасынок разжился там, в Сибири. Зачем же его разочаровывать?

В самом деле, что бы Илиеш выиграл, если бы рассказал матери о том, как добыл те несколько рублей, которые так осчастливили Дануца и ввели в такое расстройство ее? Ну, она немного бы успокоилась, зато он в глазах отчима пал бы так низко, что в дом заходить стало бы еще труднее. Конечно, тут был элемент эгоизма со стороны Илиеша, да что поделаешь? Мать всегда сама найдет, о чем печалиться. Чулика по-своему истолковал то, что Илиеш нередко приходил чуть ли не на рассвете. У парня не было своего ключа, и когда он возвращался, вместо Ангелины ему открывал дверь Чулика, он мимоходом интересовался:

— Что, милашка завелась?

— Одноночная.

— Такие очень опасны. Смотри разденет.

— Я ее опережаю.

Чулика смеялся приглушенно, чтобы не услышала Ангелина, заговорщицки подмигивал:

— Хорош гуляка!

Ангелина, желая услышать успокаивающий ответ, спрашивала Чулику:

— Как ты думаешь, откуда он берет деньги?

— Там, где он жил, ничего не стоит припрятать самородочек, например. И зачем тебе все знать?

Мало-помалу Илиеш начал понимать, почему Чулика терпит его в своем доме. Илиеш шофер, а Чулика мечтал приобрести машину. Толковый шофер при желании может собрать машину почти из ничего, был бы номер ГАИ. Достать бы этот номер, а там… Там купил старенький двигатель, там мост, там другой, — глядишь, и машина готова. Илиеш поддакивал ему. Если Чулике приятно думать, что он такой мастер, зачем его разочаровывать, пусть остается при своем мнении. Илиеш же другого мнения о своих способностях. Ему не только не приходилось собирать машину из частей, но даже ремонт ее стоит немалых трудов и нервов. Это-то Илиеш хорошо знал.

Иногда Илиешу становилось жалко Чулику. Виски уже совсем белые, а вряд ли узнал он настоящую радость или печаль в жизни. Все ищет, где полегче, где повыгодней. Наверно, и женился на Ангелине из этих соображений. Когда у мужчины нет иных достоинств, он хочет иметь красивую жену, чтобы хоть этим привлечь к себе внимание окружающих. Кроме того, он рассчитал, что, если возьмешь в жены вдову, она будет тебе век благодарна и станет всячески угождать.

Однако Чулика прогадал. Ангелина все чаще стала поднимать на него голос, а ее красота, которая, может, что-то и стоила в Валуренах, здесь, в Кишиневе, ничего не значила. Благодарности с ее стороны что-то не было заметно, вместо приданого привела внебрачного и к тому же задиристого сына, от которого никак не избавиться. Недоволен был Чулика и своим ремеслом. Встаешь ни свет ни заря, бегаешь, мечешься, а толку нет. Рисуешь всякие чепуховые плакаты и панно, не испытывая ни мук творчества, ни облегчения, когда работа завершена. Ни одна из работ не вызывала воспоминаний. И никакого следа не осталось там, где он работал. Все, чего он достиг, — это возможность получать журнал «Здоровье». Еще Чулика позволял себе ежемесячно покупать лотерейный билет — один, чтобы в случае проигрыша потеря была невелика.

Илиеш, глядя на Чулику, думал о том, что напрасно отчим так старательно избегает неудач, что именно поэтому он так жалок. Потери и неудачи имеют свой смысл и нередко обогащают человека больше, чем легкие победы. Как ни печально было положение Илиеша, он бы ни за что не поменялся местами с Чуликой. Ржавое благополучие отчима вызывало в нем отвращение.

Мало-помалу Илиеш обретал душевный покой. С пропиской дело улаживалось. Все беспокойства, вызванные переездом и неустроенностью, улеглись. Через два дня он уже выйдет на работу. Его приняли в автоколонну, на мощный «ЗИЛ», предстояли дальние рейсы. И дорога уже манила его. Пугала только приближающаяся зима: вынесет ли он дальние рейсы во время гололеда, снегопадов, метелей? Знакомиться с дорогой в такую пору не просто. И все равно то, что он скоро вольется в коллектив и начнет настоящую трудовую жизнь, радовало его безмерно. Водителей тяжелых грузовиков для дальних рейсов выбирают из людей надежных, опытных. Илиешу зачлось то, что он работал в суровых условиях Сибири и обошелся без аварий. Иначе ему пришлось бы с годик поработать на машинах, обслуживающих город. Илиеш чувствовал себя окрыленным.

В пасмурное воскресное утро Илиеш встал ни свет ни заря, насвистывая, почистил ботинки, побрился, надел чистую рубашку. Сегодня он собрался на «толкучку». Дело в том, что он намеревался продать часы, чтобы протянуть до аванса. Часы отличные, «Маяк», в них можно купаться — водонепроницаемый корпус. Циферблат черный, а стрелки белые, покрытые фосфором, светящиеся в темноте. Этими часами он был премирован в Сибири на обогатительной фабрике за высокие показатели. Обычно часы у него держались недолго — то терял, то дарил друзьям. А эти сохранил. Все же память. И вот их-то он намеревался нынче загнать. Нехорошо, конечно, да что делать? Чулика, умываясь под краном, удивленно спросил: