Петр Капица - Неслышный зов

— Ладно, не нуди, — остановил ее Лапышев. — Лучше расскажи, какие с виду ваши «шикарные парни»?

Мусе хорошо запомнились только парень с завитым чубом и одессит Яков.

Лапышев собрал в футболезии самых толковых фабзавучников и посоветовался с ними, как лучше отыскать «шикарных парней». Решили разойтись по дворам, прилегавшим к Боровой улице, и похитрей расспросить мальчишек. Авось те знают кого-нибудь из них.

Ромка пошел вместе со Шмотом. В двух дворах никаких детей не было. В третьем они застали девчонок, игравших в «классы».

— Девочки, а где вся ваша шкетовня? — спросил Шмот.

— Мы с драчунами не знаемся, — ответила пигалица с тоненькими косичками.

— Они с мячом ушли на Собачью площадку. Отсюда их дворник прогнал, — сказала другая девочка.

Узнав, где Собачья площадка, Ромка со Шмотом поспешили туда.

На захламленном пустыре около разрушенной стены склада была небольшая площадка. Она и стала футбольным полем для дворовых команд. Человек двенадцать школьников, перекликаясь словно галки, гоняли тряпичный мяч, а их младшие почитатели стояли за воротами, отмеченными грудами камней, и «болели».

Шмот остановился около мелкоты и спросил:

— Пацаны, может, кто из вас знает, где Яша-одессит живет? Он мне позарез нужен.

Мальчишки переглядывались и пожимали плечами. Они ничего не слышали о таком парне.

Так как мяч находился у противоположных ворот, к разговору прислушался голкипер.

— Может, вам Яшка Бич нужен? — спросил он. — Тот, кто в белой мичманке ходит? Так он у Минькиной матки комнату снимает.

— А где твой Минька?

— Вон — бека играет, — показал голкипер на рыжеватого крепыша, у которого на правой ноге был кожаный ботинок, а на левой — парусиновая туфля.

Выждав некоторое время, Ромка поманил Миньку. Тот нехотя подошел к нему и недовольно спросил:

— Ну, чего?

— Ты, брат, ловко играешь, — похвалил его Громачев. — Хочешь в пятую команду клуба железнодорожников?

— Пошел бы. А у вас форму самому покупать?

— Футболку и бутсы бесплатно выдадут, — соврал Ромка, — для этого надо лишь адрес сообщить и расписаться.

Не чувствуя подвоха, Минька сообщил адрес, размер ноги и одежды.

— Жди вызова, — записав все, сказал Ромка. — А пока тренируйся часа по четыре в дворовой.

Футболезцы вернулись в общежитие и сообщили Лапышеву, что им удалось узнать. Ярунки тоже обнаружили какого-то одессита. Для опознания в одно место пошла Муся Кротик, в другое — Нина Шумова.

С Шумовой, конечно, отправились Громачев, Шмот и Домбов. Они нашли Минькину квартиру и позвонили. Дверь открыла такая же рыжеволосая, как и ее сын, женщина и, узнав, кто девушке нужен, не без ехидства спросила:

— Задолжал или жениться обещал?

— Ни то и ни другое. Наоборот, мы ему кое-то должны, — выдумала Нина. — Он сейчас у себя?

— Разве такого застанете! Утром втихую хотел смотаться. Я это сразу почуяла, вцепилась в чемодан и говорю: «Пока за два месяца не заплатишь — не выпущу… Крик подниму». Он давай вилять: «В плаванье-де собираюсь… Мантель могу в залог оставить. Вернусь — рассчитаемся». С плохого козла хоть шерсти клок. Забрала я от него мантель и бобочку заграничную…

— Простите за беспокойство, — собираясь уходить, прервала словоохотливую хозяйку Нина.

Рыжеволосая удержала ее.

— Может, должок мне оставите? — спросила она. — Мантель и бобочка ношеные, в чистку придется отдать.

— А Яков, думаете, не вернется?

— Теперь ищи ветра в поле.

— Нет, мы ему обещали отдать в собственные руки.

Распрощавшись с хозяйкой квартиры, фабзавучники поспешили в милицию и там рассказали все, что им удалось узнать.

К Слонику сознание вернулось на другой день, а Калитич был в тяжелом состоянии. Девчата из третьей комнаты по очереди ходили в больницу. А Муся Кротик, перестав посещать занятия, пропадала там целыми сутками.

Через неделю фабзавучниц, бывших на домашней вечеринке, вызвали в уголовный розыск. Первой в кабинет следователя отправилась Сима Изюмова. Увидев двух наголо остриженных парней, она испугалась и сделала вид, что прежде ей не доводилось с ними встречаться. Но Муся Кротик не поддержала подругу, она сразу же опознала нахала, не пустившего ее на вечеринку, хотя завитого чубика у него уже не было. И одессит, прожигавший наглыми глазами, не запугал фабзавучницу. Она уверена была, что это он ударил Ваню ножом, и сказала об этом следователю. Ее показания подтвердили и Тося с Ниной.

Два других парня еще не были арестованы.

— И их найдем, — уверенно сказал следователь.

Зоя Любченко поправлялась быстрей Вани Калитича. Когда девушке разрешили ходить, она по нескольку раз в день пробиралась в мужскую палату, где было всего две койки, и ухаживала за больным.

Видно, от ее забот и Калитич стал поправляться скорей.

Многие ребята приходили навещать их. Явился и Ромка. Он принес кулек винограда и журнал «Резец» со своим рассказом.

Калитич тут же прочитал его, затем откинулся на подушку и некоторое время лежал с закрытыми глазами, как бы размышляя, что бы сказать автору.

— Замутил голову, да? — спросил Ромка.

— Нет, старик, рассказ мне понравился. Пробу на приличный разряд сдаешь. Только личностей маловато.

— Какие же в фабзавуче личности?

— А Зоя Любченко? Муся Кротик? В повседневной жизни деваха неприметная. А если случится с кем беда — на плаху и костер пойдет. Ведь она у моей койки напролет ночи просиживала… кровь отдавала. Приглядись к ней.

В палату заглянула Слоник. К ней уже вернулся прежний румянец, и глаза сияли.

— Кто тут больного утомляет? — спросила она.

— Не утомляет, а заставляет завидовать, — поправил ее Калитич. — Ты почитай его рассказ. Пока мы тут бока пролеживаем, он в серьезные литераторы выбивается.

— А меня скоро выпишут, — похвасталась Слоник. — Сам главный обещал.

— Значит, одного оставляешь?

— Почему «оставляю»? — не согласилась Зоя. — Каждый день приходить стану. Меня здесь все знают и без препятствий пропустят. Еще надоем, прятаться будешь.

— Нет уж, не спрячусь! Даже твоя воркотня — для меня целебный бальзам, — признался Ваня.

На выпускном вечере глаза Шумовой покрывала паутинка грусти.

— Понимаешь, Гром, у меня какое-то странное состояние, — сказала она, — пою, танцую, и вдруг подступает тоска… хочется плакать, будто всех вас я навсегда теряю.

Шумова получила направление на инструментальный завод в Сестрорецк. Это ближний пригород Ленинграда, а девушке кажется, что ее отправляют на далекую окраину страны.

— Надеюсь, ты будешь писать мне? — тихо спросила она. — Хоть тебе сейчас и не до меня, но давай условимся: что бы ни случилось — мы всегда товарищи… В случае беды придем друг другу на выручку.