Петр Капица - Неслышный зов

Он говорил со мной доверительно, словно рассчитывал, что я подхвачу эту тему и раскроюсь. Но я молчал. Ничего не добившись, Мокеич со вздохом поднялся и сказал:

— Заходи. Теперь бобылем живу. Новую рукопись захватывай. Почитаем, чайку попьем… Если от нее письмишко будет, обязательно покажи, не вздумай уничтожить.

С Лапышевым мы обычно встречались в двенадцатом часу ночи. Но в субботу я его неожиданно застал в неурочное время. Он стоял на коленях перед кучкой мусора и пригоршнями собирал его в развернутую газету. Пол был чисто подметен.

— Ого! Генеральная уборка? По какому случаю?..

— Видишь ли… ко мне тут товарищ… в вечерней школе скоро зачеты, — запинаясь, стал объяснять Юра. — Если не трудно, будь добр, часика на два… я тебе билет в «Сатурн» достал.

И он протянул мне узкий синеватый билет.

Идти в кино мне не хотелось, с большим удовольствием я отдохнул бы после тяжелого дня дома, но раз товарищ просит, что тут поделаешь.

— Ладно, догадываюсь, кто к тебе придет, — взяв билет, сказал я. — Мог бы и не врать. Когда появится?

— Жду с минуты на минуту.

Не раздеваясь, я повернулся и стал спускаться вниз. На площадке третьего этажа встретил толстушку в матросском бушлате.

— Слушай, друг, семнадцатый номер по этой лестнице? — спросила она.

— По этой. Вы, наверное, к Лапышеву?

— Угадал… именно.

Чтобы отучить Юру от вранья, я нарочно поднялся с гостьей на свой этаж и нажал кнопку звонка. Вскоре в дверях показался Лапышев.

— Принимай, чего растерялся, — сказала смеясь девушка. — Показывай свое логово.

— Юра, одну минутку, — остановил я его не без издевки. — К тебе же парень хотел прийти — может, лучше девушку в кино пригласить?

— Не измывайся, проваливай!

Пропустив гостью в прихожую, Юра все же в оправдание шепнул: «Товарищ по группе, честно» — и захлопнул перед моим носом дверь.

Спешить мне было некуда, до начала сеанса оставалось еще добрых полчаса. До кинотеатра решил идти пешком.

На площади у трамвайной остановки я обратил внимание: кондуктор помог парню на костылях сойти на панель и поставил рядом с ним корзину.

Трамвай, высекая дугой электрические искры, ушел, а парень, оставшийся на площади, растерянно стал озираться. В его фигуре что-то было знакомое. «Да это же Калитич! — наконец сообразил я. — Что с ним стряслось? Почему на костылях?»

Я бегом устремился к нему.

— Ваня, друг! Что же ты не сообщил? Мы бы встретили.

— Гром?.. — в свою очередь удивился он. — Вот кстати. Понимаешь, еще не научился ходить на подпорках. А мне тут деревенских гостинцев надавали.

— Но почему костыли?

— Потом… дома расскажу. Если не спешишь — помоги донести корзину.

Я взял довольно увесистую корзину и зашагал рядом.

Калитич был очень бледен. Он с трудом передвигался на костылях. Лицо исхудало, на лбу и переносице выступили росинки пота. На подбородке и скуле виднелись розовые шрамы, вместо белых собственных зубов поблескивали металлические. «Видно, в катастрофу попал», — подумалось мне.

— Что же ты нам не писал? — спросил я у него.

— В беспамятстве пребывал… насилу выкарабкался. Месяца на два память отшибло. В общем, с того света вернулся.

Я, конечно, о лапышевской гостье и не намекнул, повел домой.

Гремя костылями, отдыхая на каждой площадке, Калитич минут двадцать поднимался по лестнице.

Позвонили. К двери долго никто не подходил. Потом она едва приоткрылась и высунулся Лапышев. Увидев меня, Юра рассердился:

— Ну что за шутки… не мешай заниматься.

— Еще одного привел, но не гостя, а хозяина. Так что извини, придется занятие прервать.

Тут Юра заметил Калитича, распахнул дверь и кинулся его обнимать, да так, что полетели костыли.

Мы все ввалились в комнату. Толстушка сидела за столом в беленьком бумажном свитерке, обтягивающем полную грудь. Она разрумянилась, глаза блестели.

На столе стоял горячий чайник, а рядом — бутылка красного вина, сахарный песок, нарезанная кусками колбаса, булка.

— О-о, да тут вино! — поприветствовав гостью, воскликнул Калитич. — Вот теперь бы умыться с дороги!

Мы принесли ему таз с водой, мыла и полотенце.

— Развязывайте корзину, — велел Калитич. — Все гостинцы — на стол!

В корзине оказались деревенские лепешки, ржаной пирог с рыбой, кусок сала, творожный сыр, вареные яйца и мед.

Умывшись, Иван подсел к гостье. И мы, разложив все съестное, закатили пир. Первые стопки опрокинули за то, что Калитич все же вернулся домой.

— Теперь рассказывай: почему на костылях? — потребовали мы.

— Видите ли… рассказ невеселый, ваша гостья заскучает.

— Нет, нет, мне тоже интересно, — запротестовала толстушка. — Рассказывайте.

— Ну, если интересно, старики, пожалуйста, — согласился Калитич. — Нас мобилизовали, как вы помните, после уборки. Расписали по районам области и говорят: «Ваша задача — организация колхозов и ликвидация кулаков. Сами навряд ли справитесь, мобилизуйте деревенских бедняков, молодежь». Дали нам талоны на покупку дефицитных резиновых сапог и вооружили. Мне достался «бульдожка», то бишь «смит-вессон», — старенький потертый револьвер. К нему семь патронов.

Со мной был Николай Новиков с «Красного выборжца». Парень горластый, горячий. Приезжаем с ним в район — грязь непролазная. Идем в райком — оказии нет. Николай пошумел, с трудом подводу раздобыли с клячей и хромым возчиком. Возчик нелюдимый, всю дорогу промолчал.

Приезжаем в Дятлово, деревня большая — дворов семьдесят. Нас на постой в крайнюю избу к старухе бобылке устроили. Но нам в избе не сидится. В тот же вечер комсомольцев собрали, а их всего пять человек. Парни рослые, но трусоватые, боятся своих деревенских трогать. «Давайте сначала по хуторам пойдем. Наши-то мужики ведь с обрезами ходят». В это время уполномоченный с предсельсовета явились, списки кулаков и зажиточных крестьян принесли.

Раскинули мы мозгами и видим: маловато нас, не управиться. Надумали утром бедняков собрать, настроение прощупать.

Вернулись к себе поздно. У бобылки на двоих одна кровать. Скрипучая, вся в клопиных пятнах. Решили на полу спать. Притащили соломы. Вещевые мешки под головы положили и на голодный желудок улеглись. У старухи даже молока не оказалось.

За дорогу умаялись. Уснули сразу. Ночью слышу — кто-то в окно стучит. Вскочил да спросонья лбом в стену. Никак не мог понять, где нахожусь. Потом окно разглядел. Какая-то рожа заглядывает. Подхожу ближе, спрашиваю:

— Кого вам?

— Буди приезжих!

Ночь лунная. Вижу, безобидный вроде… Козлиной бороденкой трясет.

— Зачем понадобились? — спрашиваю.

— Дело есть… тут говорить неловко, в избу пусти.