Петр Капица - Неслышный зов

— Да, да… конечно, — сказал Ромка. — Как устроишься, обязательно напиши, я немедленно отвечу.

— То, что у нас с тобой было, видно, еще не настоящая любовь, — печально рассуждала Нина. — При настоящей друг без друга не могут, как Зоя с Ваней Калитичем. Разлука будет для нас проверкой. Я-то тебя не забуду, а ты, наверное, каждую неделю будешь любоваться своей глазастой. Хоть бы тебя в какой-нибудь другой город услали!

— Вот спасибо за добрые пожелания! — не без упрека поблагодарил Ромка. — Нам уже сказали, что никуда не пошлют. Зарегистрируют на Бирже труда. И будем мы стоять в очереди с безработными и ждать вызова.

— Прикатывай ко мне — накормлю обедом.

— У безработного денег ведь не будет, как же я приеду? — отшутился Ромка.

— Я оплачу дорогу, приезжай!

И Ромка дал слово, что обязательно приедет.

Как чудесно быть здоровым, когда с утра, едва проснувшись, слышишь в себе живой и настойчивый зов сесть за работу! И работается хорошо, если знаешь, что обязательно состоится радостная для тебя встреча. Каждый день я ждал Сусанну и ревновал ко всему на свете. Но об этом не говорил, так как не находил подходящих слов. Впрочем, я заготавливал целые фразы и… не осмеливался произносить вслух.

В один из морозных дней Сусанна пришла озябшей. Хотела согреть руки на паровой батарее, но та оказалась холодной.

— Что это — паровое отопление не работает? — с тревогой спросила она.

— Не знаю… Сегодня не прикасался к трубам, — ответил я.

Сусанна потрогала мои руки и возмутилась:

— Ледяшки! После такой болезни тебе нельзя остывать. Почему не надел свитер?

— Мне не холодно.

— Как не холодно? Ты же трясешься. Сейчас же в постель, без всяких разговоров.

Я послушно разделся и юркнул под одеяло. Сусанна, как всегда, сбросила за ширмой платье и надела байковый халатик.

Подойдя укутать, она обнаружила, что меня уже по-настоящему лихорадит, зуб на зуб не попадает.

— Ой какой глупый! Словно малыш… Сидел и не чувствовал холода! — стала выговаривать она. — Болезнь ведь может вернуться. И грелки нет. Мне, что ли, тебя согреть…

Ничего не замышляя, прямо в халатике, Сусанна легла в постель и, обняв, прижалась ко мне. Ей самой, видно, не мешало согреться.

Какое-то время, боясь шелохнуться, мы лежали в блаженном облегчении, какое наступает после многих дней напряжения.

Я чувствовал, как ее тепло проникает в меня, и слышал громко стучащее сердце. Дрожь во мне постепенно унялась, но она перешла к ней. Теперь Сусанну лихорадило. Не зная, как поступить, я губами прижался к ее губам… И тут словно ток высокого напряжения пронизал нас и помутил разум…

На какой-то безумный миг земля словно опрокинулась и завращалась в иную сторону. Не стало ни притяжения, ни центробежной силы. Все нарушилось. Взлетев на захватывающую дух высоту, мы парили в насыщенном молниями пространстве…

Когда вернулись на нормально крутившуюся землю и сердца наши стали успокаиваться, Сусанна спохватилась:

— Что же я, подлая, наделала! Не могла совладать с собой. Прости…

— За что? Я же сам виноват. Когда-нибудь нужно было и этому случиться.

В юности казалось, что мальчишкам многое известно о близости взрослых. Не без тревоги каждый ждал мгновения, когда удастся постигнуть тайну, но как это произойдет, я все же представить себе не мог. Правда, знакомые парни, делясь опытом, рассказывали о своих похождениях: одни ухарски хвастливо, другие насмешливо. И трудно было отделить правду от выдумки. И вот теперь, когда все неожиданно случилось, я не мог взглянуть на Сусанну.

— Я у тебя первая, да? — стала допытываться она.

— Да.

— Милый ты мой! — вдруг с нежностью произнесла она и принялась осыпать поцелуями, словно благодаря за то, что я существую.

Я насилу отбился от потока ласк. Нельзя же так обращаться с мужчиной! А ей было весело, она смеялась.

Найдя скомканный халатик, Сусанна скомандовала:

— Отвернись!

Одевшись и поправив у зеркала волосы, она ушла в кухню готовить ужин с таким видом, словно ничего особенного не произошло. А мне-то казалось, что все в мире должно застыть в благоговейном торжестве. Об еде и помыслов не должно быть.

«Для нее, видно, это обыденное и пустяковое происшествие», — с обидой подумалось мне.

Но стоило Сусанне вернуться с фыркающим чайником и тарелкой, наполненной бутербродами, как голод заставил забыть огорчения, быстро привести себя в порядок и подсесть к столу.

Ужинали мы весело и с таким аппетитом, что вскоре тарелки опустели.

Утром Сусанна ушла на службу в свой журнал «Работница и крестьянка». Я отсыпался до полудня, и во сне мне мерещились ее глаза: издали агатовые, а вблизи — зеленовато-коричневые. Из их глубин струился густой, сияющий свет.

Сусанна пришла с работы усталая и грустная.

— Что случилось? — спросил я.

— На первый взгляд — ничего особенного, но когда осталась наедине и поразмыслила, то охватил страх. Я ведь не смогу больше оставаться на Фонтанке.

— Ну и прекрасно! — воскликнул я. — Мы будем вместе.

— Нет, этого я не позволю себе. Покинуть столь неожиданно Мокеича — значит убить его. А жить по-прежнему не смогу. Кроме того, в двадцать восемь лет я обязана была подумать, прежде чем лечь в постель. Это, правда, вышло как-то само собой, но не оправдывает моего легкомыслия. Давай скажем друг другу спасибо за все и разойдемся.

— Почему?

— Потому, что уже не за горами то время, когда я начну стареть, а ты только войдешь в цветущий возраст. Я уже встречала такие пары и знаю, чем это кончается. Лишь сильные духом способны порвать. А хватит ли у меня сил? И в то же время весь день ликую, что наконец-то сумела полюбить. Это не всякому удается и, может, бывает раз в жизни. «Кто ты: брат или любовник, я не помню, и помнить не надо», — прочла она вдруг стихи Анны Ахматовой, как бы специально написанные для нас.

— Перестань печалиться, — сказал я. — Время покажет, как быть. Одно могу обещать: я тебя не предам.

— Верю, — ответила она и нахмурилась, видимо уже тогда замыслив то, на что решилась позже.

На какое-то время мы опять чудеснейшим образом забыли обо всем окружающем и жили только друг другом. Мне хорошо работалось, а она больше не кручинилась. Приходила с улицы разрумянившаяся, порывистая, приносила не только свежий запах снега, но и полную сумку всякой снеди.

— Перестань меня закармливать, — запротестовал я, вспомнив, что мои деньги давно кончились. — На чей счет я питаюсь и живу?

— Давай не считаться. Тебе надо восстановить силы.

— Зажился я здесь. Мне пора перебираться на Седьмое небо.

— Ну, вот и началось! — печально заключила она. — Я тебе надоела!

— Ничуть. Но ведь скоро Мокеич вернется.