Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

— Какого еще тебе спокойствия надо? Или у тебя семеро по лавкам за полу тянут, или угла своего нет? И при заработке.

— А что угол без хозяйки? Отсырел уголок… — Погорелов налил второй стакан, выпил залпом, и тяжелая голова закачалась на шее. К закуске он не притронулся. Отходчиво бабье сердце. И Нина Викторовна с острой жалостью почувствовала что-то общее между собой и Погореловым.

— Эх, Нинка! — И жесткая ладонь Погорелова как бы невзначай легла на колено Нины Викторовны. — С такой бабой, как ты, всю бы жизнь свою перепрокинул! А одному-то как оно!.. — Погорелов неуверенно встал за спиной Нины Викторовны и неловко обнял ее за плечи. — Дом продам, хозяйством одним заживем. Хошь — ко мне переберемся…

Нина Викторовна встала и вяло отстранила Погорелова.

— Андрей школу бросил…

— Не пропадет. Не всем институты кончать… Ты о себе подумай. Года как ветер… Бабий век короток. Не успеешь оглянуться, а он и кончился. Кому нужна-то будешь! — И так крепко сжал руку Нины Викторовны, что та невольно охнула.

— Пусти, Федор! Пусти!

Но Погорелов лишь на секунду разжал пальцы, пытаясь левой рукой обнять Нину Викторовну.

— Уходи, Федор! — выкрикнула Нина Викторовна, безуспешно стараясь вырваться из грубого объятия Погорелова. — Уходи!

— А ну, отваливай отсюда! — пригрозил вбежавший на кухню Андрей. В его руках рогатился ухват.

— Но-но! — отступая боком к двери и нащупывая правой рукой шапку на вешалке, будто предупреждая, проговорил Федор. — Не испугаешь! А у матери тоже одна жизнь! — И Погорелов вышел, на прощание презрительно глянув на Андрея.

Через несколько минут Нина Викторовна, сказав сыну, что сегодня на четыре часа задержится на дежурстве, тоже ушла. Андрей бросился на диван и закрыл лицо руками, а в ушах все продолжал рокотать голос Погорелова; «А у матери тоже одна жизнь».

Уже поздно вечером, уложив Светку спать и оставив в кухне непогашенным свет, чтобы, если проснется, не испугалась в темноте, Андрей надел поношенную куртку с пятнами машинного масла на рукавах и вышел на улицу, закрыв дом на замок. Он еще не знал, куда пойдет, но одному оставаться в доме не хотелось, появилось смутное желание с кем-то поговорить, посоветоваться, хотя и знал — такого человека после отца не существует. К тому же до сих пор не решил, куда пойти на работу.

Споткнувшись об оледенелую кочку, Андрей остановился и осмотрелся. Темная улица обезлюдела, за всю дорогу ему, кажется, не встретился ни один прохожий. Почти в каждом доме желтели подсвеченные электрическим светом окна, но свет от них не доставал до дороги, рассеивался в палисадниках, вязнул в зарослях акации и сирени.

Заглянуть к Сергею Можаруку? Дом его рядом. Сколько раз приходилось решать вместе школьные задачи. Сергей решал их с завидной легкостью, и, наверное, потому одноклассники, жившие в поселке, часто забегали к нему за помощью, а то и просто так, поболтать о пустяках, послушать новые записи на магнитофоне. Вечерами у него почти всегда шумно и весело.

Андрей уже повернул к дому Можарука, с крыльцом и четырьмя окнами на улицу, но около калитки остановился, почувствовав вдруг себя чужим там, среди своих одноклассников. Он завтра не будет сидеть с ними в классе, а после уроков не покатится наперегонки со школьной горки на собственном портфеле… Нет! Лучше в клуб! Где музыка и танцы, где много взрослых.

У входа в клуб Андрей снова встретился с Петькой. Тот стоял, опершись плечом о столб. Из длинной черной трубки, стиснутой зубами, перед Петькиным носом валил грязно-серый дым.

— Эх и кадило! — удивился Андрей. — Прямо труба паровозная!

— Я ее, понимаешь, — ткнул Петька в жерло «паровозной трубы», — у цыгана одного выменял и специальной смесью начинил, чтобы курилась по-настоящему. А папиросы что? Никакой видимости.

Как ни старался Петька свободно держать трубку в зубах, она у него прыгала и моталась, изрыгая дым и пепел. Он поправил зеленую кепку, подкрутил и без того лихой рыжий чуб и с неодобрением посмотрел на Андрея.

— Ну, и шмотье на тебе — уголек разгружать!

— А ты что, на свиданье собрался?

— Угадал, — усмехнулся Петька. — Ждал тут одну.

— Ну и как?

— Как видишь… А в клуб неохота — не люблю эти танцы.

— Гнал бы домой. От скуки.

— Думаю…

— Я бы на твоем месте не думал — развернулся и пошел.

— Думаю, как бы триста рублей сотворить. Ты займешь?

— Смеешься!

— И никто не займет, — обреченно проговорил Петька. — А жаль. Лет через пять, честное слово, отдал бы. — Он со злостью влепил в стенку клуба плевок и зашагал в темноту, а Андрей пошел в клуб.

Он пробрался в дальний угол зала, сел на свободный стул и без всякого интереса стал наблюдать за танцующими.

Некоторые кивали ему головой, приветствовали улыбкой. В клубе действительно было много знакомых. Среди танцующих он увидел и одноклассницу Любу Новоскольцеву, самую красивую среди девчонок класса. В нее были влюблены все без исключения и, может быть, чуть больше остальных Андрей Самарин. Ему нравились ее синие озорные глаза и тонкие каштановые волосы. Когда она украдкой бросала на него взгляд на уроке, он краснел и отворачивался, не замечая, как ее губы вздрагивали от счастливого беззвучного смеха, который она торопливо прятала в кулак. Андрей сидел на первой парте и, чтобы не оглядываться, открывал створку окна так, что Люба хорошо была видна в оконном стекле.

После этого Люба уже не замечала робких взглядов на уроках и очень злилась. О своей тайне Андрей не говорил никому, а Люба стала посылать ему короткие злющие записки…

Люба вынырнула из-за спины долговязого парня и едва не столкнулась с Андреем.

— Вот уж не думала, что ты придешь на танцы!

— А я случайно зашел, — ответил Андрей.

— Как же! — перестав улыбаться, с некоторой иронией сказала Люба. — Ты теперь человек занятой, в рабочий класс подаешься. И никому ничего — тайно!

В голосе Любы прорывалась обида. Что мог ответить ей Андрей? Рассказать, как стало трудно в семье без отца, и вызвать сочувственную улыбку? Да и вообще не так уж и плохо у них.

— Это никому не интересно.

— И мне?

— И тебе.

— Ты стал удивительно легкомысленным человеком, а мы в классе все тебя считали серьезным.

— Считали, значит…

— А как же ты думал? Велика ли мудрость — бросить школу? Мне тоже ужасно надоело учиться, но, увы, без среднего образования высшего не получишь.

— Дважды два — четыре. А какое ты хочешь высшее? — не без умысла спросил Андрей.

Люба опустила ресницы, чтобы скрыть минутную растерянность.

— Неважно какое. Высшее — и все.

Андрей взял Любу за руку и, выбрав момент, вошел в толпу танцующих.

Люба вскинула глаза на Андрея и долго молча рассматривала его, отметив про себя, что он похудел, держится независимо и делает вид, что она ему безразлична. Это разозлило ее, и она поняла, что не успокоится, пока не проверит.