Василий Кондрашов - Небо выбирает нас

— Я не ору, — чуть тише сказал Андрей, покосившись на гвоздодер в Петькиной руке. — Я от матери. Она на стрелках, чтоб поезда… А ты грабить!

— Ну, ты, помягче! — процедил Петька сквозь зубы. — И проваливай, пока цел, к мамкиным стрелкам. Да чтоб без трепа! — предупредил он. — На всякий пожарный твои отпечатки здесь остались.

Андрей понуро слез с крыши и действительно зашагал в сторону светофоров, где работала мать. Он боялся оглянуться, может, потому, что слишком страшным показался в руках Петьки гвоздодер.

Когда ломаная тень Андрея пропала в темноте, Петька еще несколько минут стоял неподвижно, чувствуя, как страх перед неизвестностью охватывает его. Длинные железнодорожные составы будто колыхались в темно-матовом воздухе и безмолвно надвигались на Петьку. Почему они так давят на него? Ведь он не раз катался в тамбуре до соседней станции и днем и ночью. И было совсем не страшно, когда какой-нибудь железнодорожник гонял его палкой от головы до хвоста поезда. А он смеялся взахлеб: попробуй догони самого быстроногого и ловкого среди мальчишек поселка!

Он весь напрягся, как пружина, упрямо боднул головой темноту и сел на край крыши, вслушиваясь в знакомые шумы станции. Уловил в темноте шаги и поспешно распластался на крыше, головой в ту сторону, откуда доносился шорох щебня. Гулко и часто стучало сердце, словно пыталось оттолкнуться от ржавой крыши контейнера. Шаги приближались. Петька настороженным взглядом выхватил из темноты фигуру человека и еще плотнее прижался к крыше. Кровь заколотилась в висках, в голове звенело. Человек проплыл совсем рядом, унося за собой размеренный хруст щебня. Облегченно вздохнув, Петька привстал на колени, осмотрелся и взял дрель. Послышалось тихое шуршание сверла, словно в зернохранилище заскреблась мышь. Петька решил высверлить несколько отверстий подряд, чтобы потом проделать гвоздодером дыру в крыше контейнера.

— Петька! — неожиданно услышал он недалеко от себя дрожащий, приглушенный голос и замер. — Где ты?

Приподняв голову, Петька заметил Андрея и шумно выдохнул:

— А-а-а! Вернулся. Залазь по-быстрому.

На этот раз Андрей забрался на крышу без помощи Петьки, отыскал у него под ногами гвоздодер и дрель, молча взял и швырнул в соседний вагон с углем.

— Так будет лучше.

— Ты чего?.. Сдурел? — и Петька, порывисто дыша, вплотную подступил к Андрею.

— Петька! Ты же комсомолец!

— Механически выбыл!

— А совесть?

— Заткнись!

— Уйдем отсюда! — негромко, но требовательно прозвучал голос Андрея.

— Ты чего пристал? — и Петька стал угрожающе надвигаться на Андрея. — А ну катись!

— Не уйду!

— Не уйдешь?

И оба, сцепившись, глухо упали на крышу контейнера. Замелькали кулаки, загромыхала крыша. Шумно сопел Петька, от его злых ударов сдавленно постанывал Андрей. Не удержавшись, они сорвались с контейнера и упали на щебень. Охнув, Петька отвалился в сторону, а Андрей, поднявшись и не взглянув на него, неторопливо пошел по направлению к станции. Петька выкрикнул ему вслед:

— Ну, обожди! Я тебе сделаю! — Он пожалел, что, падая, оказался под Андреем и больно ударился о щебень. А то бы у него была хорошая возможность проучить этого мамкиного сынка.

И все же, несмотря на боль в боку, Петька ощущал какую-то непонятную радость. Уж не потому ли, что не вскрыл контейнер и завтрашний день будет таким же, как вчерашний, и все будут по-прежнему называть Петьку Вьюна просто хулиганом?

То ли от легкого весеннего морозца, то ли от первого прилетевшего скворца, высунувшего голову из нового скворечника, Петька ощущал такой прилив сил, что казалось, перемахнет двухметровый забор без разбега или на полном ходу товарняка взлетит на подножку. Петька даже представил, как он лихо одолевает забор, за которым его встречает городской тренер по прыжкам в высоту и приглашает к себе в секцию, пророча ему титул олимпийского чемпиона. И вот он уже видит себя во главе спортивной делегации, его показывают по телевизору, и поселковые ребята с Андреем Самариным и Любкой Новоскольцевой завистливо таращат глаза, слушая диктора, который на весь Советский Союз и на весь поселок объявляет: «А это на ваших экранах идет наш новый олимпийский чемпион Петька Вьюн, взявший с первой попытки целых два с половиной метра. Прыжок двадцать первого века…»

— Ну в кого ты такой уродился! — оборвал Петькины мечты голос матери. — Я дров жду, а он столбом стоит!

— Мам, как думаешь, забор я перепрыгну?

— Тебе калитки нет? Мне чтобы сейчас же дрова были!

— Сказал — наколю, значит, наколю. — Петька взял топор и оглядел кучу напиленных с осени чурбаков, в беспорядке лежавших у сарая. Он отобрал несколько, бросил на середину двора и взглянул на мать. — Чего раздетая вышла? Застынешь…

— Я привычная. Смотри, топор слезает, ненароком бы в голову не угодил.

— Не слетит. Я топорище расклинил.

Петька установил поустойчивей шишковатый чурбак, поплевал на ладони и занес топор за спину, через голову.

— Не карауль, мам, а то зашибу! — и с легким выдохом вонзил лезвие топора в надтреснувший верх чурбака.

— Ты его оставь, Петюш. Не расколоть. Вишь, он какой крепкий.

— А я что — слабак? — И Петька, собравшись в единый комок мускулов, с натугой поднял чуть повыше головы топор с чурбаком, развернул обухом к земле и ударил в пень, на котором кололи дрова. К Петькиным ногам легли сучковатые половинки.

Часть наколотых дров Петька отнес в дом, оставшиеся сложил в коридоре. Матери хватит их дня на два. Мелькнула мысль сходить к деду Авдею, он, наверно, дома. Как бы он не вспомнил про лед у колонки! Петька забыл поколоть его. Надо ночью, чтоб никто не видел. А что, если сейчас?

Петька открыл калитку, посмотрел, нет ли кого у колонки, помялся в нерешительности, затем схватил приставленный к воротам лом и побежал колоть лед. Частыми, торопливыми ударами взламывал он труднопреодолимую для деда Авдея «высотку». Острые пласты льда, которые мешали работать, Петька отшвыривал ногами.

— Давно бы так, внучок! Не все шалопаем быть. Вот и за ум взялся.

Бабка Матрена, поставив ведра и уложив на них коромысло, выжидающе стояла за спиной Петьки.

— Не за ум, а за лед.

— А я иду и думаю, — усаживаясь на перевернутое ведро, начала рассуждать бабка Матрена, — кто это нашу колонку обхаживает? Нанялся али как?

— Угадала. По рублю со двора.

— Ишь какой прыткий, за деньги-то. За такую-то уймищу и я смогу. Каждый день али как?

— По средам и пятницам, — продолжая торопливо скалывать лед, ответил Петька.

— Везет тебе, Петька, пра, везет, — с завистью всплеснула руками бабка Матрена. — У нас, поди, к етой колонке, никак, дворов сорок ходят. Деньжища-то какая!