Мирмухсин Мирсаидов - Молнии в ночи [Авторский сборник]

Девочку уложили на диван. Вглядевшись в ее лицо, женщина всплеснула руками: «Батюшки, да это ж дочка Марьи Ивановны!». Она выскочила из квартиры и вскоре вернулась с матерью девочки. Мать — совсем молодая, с белым, как мел, лицом — кинулась к дочери, обняла ее и зарыдала… Кто-то уже успел вызвать «Скорую помощь». Девочку забрали в больницу, мать уехала вместе с ней…

Незнакомец, оказавшийся зеленым юнцом, собрался было уходить, но женщина не отпустила его: тоже герой — на мороз в мокрой одежде!.. Она дала парню чистое сухое белье, уложила его в постель, заставила съесть полкасы щедро наперченного супа. Парень согрелся, задремал. Сама она всю ночь не могла уснуть — столько пережила за вечер!.. К утру одежда незнакомца была высушена, он напялил ее на себя, стал прощаться с приютившей его женщиной. Она смотрела на него с тревогой: «Ой, сынок, ты отлежись пару деньков, — ешь маставу с перцем, укутывайся поплотней, так, чтоб пот прошиб, а еще хорошо — банки поставить. Как звать-то тебя?».

— Алиджан Дусматов.

Женщина сообщила фамилию парня в больницу, куда увезли девочку, — так впервые услышала Фарида об Алиджане и с тех пор стала приглядываться к соседу. И хоть девушку огорчали иные его шальные выходки и пересуды о нем заставляли краснеть от стыда за Алиджана, все же она старалась его оправдать: это все наносное, а главное в нем то, что двигало им, когда он бросился спасать незнакомую девочку…

Он сильный, смелый, самоотверженный!

Как-то утром Алиджан, раздетый до пояса, умывался холодной водой из арыка.

Только он намылил лицо и голову, как залаял Каплан. Алиджан повернулся к калитке, приоткрыл один глаз, но ничего не увидел: в глаз попало мыло. Он начал тереть глаза тыльной стороной ладони — защипало еще больше. Пока он жмурился и тряс головой, кто-то плеснул ему из пригоршни воду на голые плечи. Алиджан вздрогнул, выпрямился:

— Кто тут?

В ответ его снова обрызгали водой.

— Эй, хватит озорничать!

Вода шлепнулась ему на спину, и вслед за тем послышался звонкий смех Фариды:

— Поздно же вы встаете! Так все на свете проспать можно.

— Фарида?! Ой, сдаюсь!.. Вы мне все брюки забрызгали — кто их будет сушить, а?

Девушка заливалась веселым смехом, по всему саду разносилась колокольчиковая трель… Каплан, лежа в своем углу, снисходительно посматривал на расшалившуюся гостью.

— Полить вам на голову, Алиджан-ака?

— Хорошо бы… Глаза щиплет.

Фарида взяла лежавший в траве ковш, зачерпнула воды, окатила голову, шею, плечи Алиджана. Он только отфыркивался. Смыв с лица мыло, Алиджан открыл глаза и обернулся. Фарида стояла с протянутым ковшиком, в котором еще плескалась вода, чуть отстранившись, чтобы не замочить легкое крепдешиновое платье. Алиджан схватил ее за руку, ниже локтя, — девушка взмолилась:

— Ой, пустите! Платье забрызгаю.

— А будете еще хулиганить?

— Не буду, не буду! — она попыталась вырвать руку, вода из ковша выплеснулась на платье. — Ой!.. Честное слово, не буду.

— Не будете?

— Пустите же! Увидят…

Алиджан привлек к себе девушку, поцеловал ее в губы — она притихла, ковш выпал из руки… Когда он отпустил Фариду, она чуть отступила, бледная, присмиревшая; опустив голову, принялась с деланным огорчением разглядывать влажный подол платья:

— Видите, что натворили?.. Как теперь сестре на глаза покажусь?

— А ты подожди у нас, пока высохнет, — Алиджан обращался к Фариде то на «вы», то на «ты». — Чаю попьем.

— Нет, нет!.. Я ведь на минутку. За касканом. [34] Каскан — особый котел с решетками для приготовления манты. Дадите? Сестра хочет манты приготовить.

Алиджан не отвечал. По его широкой обнаженной груди скатывалась вода. Фарида в смущении отвела взгляд, отошла к айве, росшей возле арыка. Некоторое время оба молчали. Фарида теребила айвовую ветку, с преувеличенным вниманием рассматривала пожелтевшие листья, спелые плоды. Но вот Алиджан, словно очнувшись от сладкого сна, бросился в дом, вышел оттуда уже в рубашке, взобрался на супу, где шумел самовар, сделал приглашающий жест:

— Думаю, вы все же не откажетесь выпить со мной пиалушку чаю?

— Я уже пила.

— Ну, одну пиалу!..

Фарида сдалась. Присев на край супы, она приняла из рук Алиджана пиалу с чаем, улыбнулась:

— Кто же так полно наливает?

— Фарида… Пока ты сама не станешь тут хозяйкой — я буду наливать до краев! — выпалил вдруг Алиджан и, заметив, как покраснела девушка, засуетился. — Вы усаживайтесь поудобнее… Вот варенье.

— Спасибо, — тихо сказала Фарида.

А Алиджан опять осмелел:

— Мама прямо души в вас не чает. Как вы вместе побывали на свадьбе, она покоя мне не дает: вот бы, говорит, мне такую невестку! Я говорю: а я разве против?.. Чем вздыхать — поскорей бы и брали ее в невестки.

Фариду от этих слов бросило в краску. Она низко наклонила голову. Но ее не оскорбляла откровенность Алиджана — наоборот, ее как раз и привлекали в нем отважная честность и простодушие, заметно выделявшие его, — так, во всяком случае, думалось Фариде, — среди сверстников. Скорей бы он только бросил эти замашки, отдававшие детством, да взялся за ум, нашел свое место в жизни!.. Девушка вздохнула и тут же поднялась с супы: надо же было показать, что не к лицу ей слушать откровения Алиджана.

— Я возьму каскан?.. А вы приходите на манты, через час они будут готовы. Сестра мастерица их стряпать. Придете?

Алиджан кивнул.

— А вы… любите манты? — она значительно посмотрела в глаза Алиджану.

Тот встрепенулся, готовно и озорно, тоже значительно ответил:

— Еще как люблю! Как можно их не любить? Они такие… такие… нежные!

Фарида взяла в кухне каскан. Увидев, что Алиджан встает с супы, намереваясь загородить ей дорогу, она стремглав кинулась к калитке, толкнула ее и убежала с задорным смехом.

В чайхане Таджибая, на иве, раскинувшей ветви над небольшим хаузом, пели перепела. Порой их песню заглушал шум проезжавших мимо машин, но как только машины удалялись, чайхану снова заполнял клекот перепелов. Таджибай, подавая посетителям чай, с наслаждением прислушивался к птичьим голосам, — вот поет старый перепел, а вот завел песню птенец, совсем недавно приобретенный чайханщиком… Когда Таджибай подошел к Алиджану, который сидел на сури, свесив ноги, парень одобрительно сказал:

— Гляди-ка, желторотый голос подал!.. — и с уважением добавил: — Силен голосишко!..

Чайханщику, хоть он и сердился на Алиджана, пришлось по душе, что тот со знанием дела говорит о его перепелах. Лицо Таджибая расплылось в улыбке:

— Недели нет, как я привез его из Актепа. Видно, не прогадал…

— Будь спокоен! — заверил его Алиджан. — Еще неделя — он так запоет, — твоего старика обставит.