Мирмухсин Мирсаидов - Молнии в ночи [Авторский сборник]

Алиджан понимал, что это только предисловие, а самое важное впереди, но не торопил мать — пусть выговорится. Она полна была предрассудков и смирения перед мужем Буриходжой, но когда разговаривала с сыном и его сверстниками, любила порассуждать — как плохо было в старые времена и как хорошо в нынешние, любила показать себя женщиной развитой и самостоятельной. Вот и теперь она принялась ругать старину:

— Эти невежды улема напялили на нас паранджу, в ичкари держали, словно в тюрьме… А как свергли царя, так и мы, женщины, получили свободу. Помню, Казакова, Абидова, Шарипова выступали в женском клубе. Мы говорят, покончили с царским гнетом, теперь все равны, в костер паранджу! И многие побросали паранджу в огонь. Я тоже сожгла свою…

Алиджан все-таки решил вернуть мать к началу разговора:

— Мама, вот вы о свадьбе говорили… А ведь я еще не устроился на работу.

— И что? Женишься — поступишь куда-нибудь. А свадьбу не стоит откладывать. Сейчас-то самое время: фрукты поспели, виноград… А отец в тебе души не чает!

— При чем тут отец? — изумился Алиджан.

Халниса-хола замялась:

— Сынок, зачем далеко искать, когда рядом родня… Свои-то всегда надежней: как говорится, высыпется из-за пазухи, попадет в голенище. Твой отец мудрый и проницательный, он уж давно, все обдумал, и я с ним согласна. Прежде-то, каюсь, я о Фариде подумывала… Хорошая была бы невестка… Да вижу — черная кошка меж вами пробежала. Уж сколько времени соседка и глаз к нам не кажет. Видать, гордячка. Да ведь и то сказать — ученая, и постарше тебя… Что ж, значит, не судьба.

Алиджан насупился — ему не хотелось ни говорить, ни слышать о Фариде. Он давно ее не видел, и так как она не пыталась с ним примириться, повиниться перед ним, — окончательно уверовал в ее измену. А и то — разве он достоин любви такой девушки? Она образованная, самостоятельная. А он?… Лодырь и гуляка. Ничего, он еще всем покажет — чего он стоит! Небось, не хуже других. Силой же — с кем хочешь, может помериться!

В его раздумья вторгся умильный голос матери:

— Вазирхон тоже девушка смышленая…

— Вазирхон?! — только сейчас Алиджан начал понимать, что затеял отчим.

— А чем она плоха?.. Фариде-то, пожалуй, ни в чем не уступит. Сыграем, свадьбу, Вазирхон хозяйкой войдет в наш дом…

— На эту свадьбу вы и копили деньги? — лицо Алиджана стало злым, решительным. — Не бывать этому! И пусть отец не раскидывает сети…

— Да ты думаешь, что говоришь! — рассердилась и Халниса-хола, — Отец о тебе печется, а ты против его воли идешь?

— Мама!..

— Или мы худа желаем?.. Мы же тебе не чужие. И раз старшие решили — твой долг: покориться.

Алиджан усмехнулся:

— Выходит, отец и на моей женитьбе решил сэкономить? Чтоб из дому ни копейки не ушло?..

— Лаббай!.. Да что бы у него не было в мыслях — он твой отец. Кто противится воле родителей, тому всю жизнь жить в нужде.

— Ну и пусть! — Алиджан упрямо, по-бычьи наклонил голову.

— Разве Вазирхон плохая девушка? — в упор спросила мать.

— Да нет…

— Что она, хуже твоей Фариды?

— Ну, не хуже…

— Ты слышал о ней что-нибудь дурное?

— Нет.

— Так зачем же о ней так говоришь?

— А что я сказал?.. О ней я ни слова не сказал. Ну, да, она и хорошая, и умная. Она ведь моя сестренка, — он мотнул головой. — Вот тоже придумали: Вазирхон — мне в жены!..

— Не женишься на ней — опозоришь девушку. Уж вся родня наслышана о близкой свадьбе.

— Это отец постарался?

Халниса-хола совсем разошлась:

— Помолчал бы! Много вам воли дали. Запомни: будешь упираться, обидишь и меня, и отца. Мы не допустим, чтобы ты привел кого-нибудь с улицы! Тебе же добра желаем, неблагодарный. Не женишься на Вазирхон… на красавице нашей луноликой… проклянем!

Алиджан поднялся. Ну, и попал в переплет!.. Отчиму-то эта женитьба на руку, вот он и уломал мать, а она теперь наседает на него, на Алиджана. И уж раз они вбили это себе в голову, то скоро от него не отстанут. Да, пиковое положеньице… Как же из него выкрутиться?

Подавленный, мрачный, он вышел на улицу — надо было немного развеяться, собраться с мыслями…

На следующее утро Халниса-хола хмурилась, раздраженно гремела посудой. Даже Каплану от нее досталось ни за что ни про что — так стукнула пса, что он завизжал и забрался в конуру. Алиджан дал ему кусок черствой лепешки — пес не дотронулся до нее, глядел на хозяина жалкими, недоумевающими глазами… Алиджан ласково потрепал его по шее, лишь после этого Каплан, не вылезая из конуры, принялся с хрустом грызть лепешку.

Сам Алиджан старался не попадаться матери на глаза. Он понимал, что спорить с ней бесполезно. Она целиком была под влиянием отчима, а тот, видно, твердо решил добиться своего. Ну, так и он, Алиджан, тоже будет стоять на своем. Не жениться же, в самом деле, на Вазирхон, которая ему нисколечко не нравилась?..

Какая-то невзрачная, колючая. Худая, с желтым веснушчатым лицом… Жадность и крутой нрав отца породили в ней желчность и язвительность. Говорила она, отчеканивая каждое слово, — слова были хорошо прожарены… А язычок у нее — что жало змеи. Заденешь девушку — не поздоровится, таких колкостей наговорит — только держись! Да дело даже не в ее характере. Она Алиджану сводная сестра, еще не хватало — на сестрах жениться! Нет, он вовсе не намеревался подчиниться корыстным планам отчима. Только надо держать себя в руках. Как сказала однажды Джахан-буви, — к уму своему прибавь ума, а к гневу — терпения…

Когда Алиджан уже собирался уходить, Халниса-хола остановила его:

— Так что же мне сказать отцу?

Алиджан, задержавшись у калитки, спокойно, ответил:

— А то, что я вчера сказал.

— Ты подумал над своими словами?

— Еще как подумал!

Халниса-хола всплеснула руками и запричитала:

— Как же я ему теперь в глаза посмотрю?.. Что же это за мать, которая не может уговорить собственного сына?… Лучше уж мне умереть, несчастной, чем терпеть такой позор! Видно, я богом проклята, не дал он мне в жизни счастья и радости. — Она всхлипнула. — Вот помру… зароете меня в холодную землю… и позабудете.

Алиджану и больно, и жалко было смотреть на мать. Но он подавил в себе жалость, только сказал с лаской:

— Не надо, мама. Не расстраивайте себя.

И, круто повернувшись, выскочил на улицу.

Когда он проходил мимо школы, в которой когда-то учился, из здания вышел Абдугани-ака. Алиджан поспешно свернул за угол. На мгновение задумался, не зная, на что решиться, потом вышел из укрытия, нагнал старого учителя, окликнул его:

— Салам, Абдугани-ака!..

Учитель взглянул на него поверх очков:

— О, Алиджан! Рад тебя видеть.

— Как здоровье, Абдугани-ака?

— Спасибо, не жалуюсь. А как твои дела? Что же не зашел ко мне, когда я приглашал?