Мирмухсин Мирсаидов - Молнии в ночи [Авторский сборник]

— Мне… мне хотелось зайти, — Алиджан смешался, но тут же овладел собой. — Стыдно было, Абдугани-ака! Только вы не подумайте… я там… ну, в медресе… и дня не пробыл. Честное слово! Отчим меня туда затащил, я… я хочу на настоящую работу. Я уж был на заводе. Только… Мне надо с вами посоветоваться, Абдугани-ака.

— Ну, вот и хорошо, что мы встретились! К обоюдному, так сказать, удовольствию. Пойдем в сад, там потолкуем.

И, положив руку на плечо Алиджана, Абдугани-ака повел его в школьный сад.

Андрей Андреевич от души радовался решению Алиджана поступить на завод. Правда, он скрывал свою радость и от Валиджана, и от Шермата: как бы еще парень не передумал, с него может статься…

Но в перерыве они все-таки заговорили об Алиджане.

— Парень-то, вроде, ничего, — поделился своим впечатлением Шермат. — Верзила — дай бог! Только какой-то неуклюжий… Увалень.

— Не скажи, — возразил Андрей Андреевич. — Алиджан настоящий богатырь. Ему бы только дело по сердцу, а уж он горы свернет. Увлечь его нашей специальностью — знатный из него выйдет сталевар.

— Дружки у него плохие.

— Надо оторвать его от них. Попадет к нам — эта вот печь его и закалит. Да и дружками не худо бы заняться…

Алиджан должен был прийти в цех на следующий день. Андрей Андреевич, Валиджан и Шермат прождали его до обеда, а он все не появлялся. Начальник цеха, Иван Кузьмич, проходя мимо Андрея Андреевича, спросил:

— Где же твой богатырь-то?

Мастер пожал плечами:

— Ума не приложу! Может, в отделе кадров задержался?

Но его уже охватило беспокойство…

В конце рабочего дня, так и не дождавшись Алиджана, старый мастер позвонил в отдел кадров. Ему сказали, что Алиджан и туда не заходил. Андрей Андреевич только головой покачал…

Не пришел Алиджан и на другой день. Видя, как встревожен Андрей Андреевич, Шермат сказал:

— Завтра схожу к нему, узнаю, в чем дело, — и с угрозой добавил: — Ну, если застану его опять в чайхане — ему не поздоровится!

— Что ты сказал, Шермат? — рассеянно переспросил Андрей Андреевич.

— Говорю: если он опять за старое — не будет ему от меня спуску!

— Достаточно, если ты узнаешь, почему он не пришел.

— Ладно, будь по-вашему, — недовольно буркнул Шермат.

Утром, направляясь на работу, он заглянул к Алиджану. Во дворе была только Халниса-хола — она сидела в одиночестве на супе, печальная, с заплаканными глазами…

— Алиджан дома, хола?

Халниса-хола горько вздохнула:

— Уехал мой сыночек…

— Уехал?..

— Совсем уехал из Ташкента! Обиделся на меня и на отца. Тут, говорит, нет мне жизни, — она заплакала. — Уж я ли о нем не радела, не заботилась? Уж я ли не берегла его? Бог с ним, что он не работал, — пусть бы жил у меня под крылышком, я бы и горя не знала… А он… уехал, оставил меня одну.

— А куда уехал?

— Ох, и ведать не ведаю!.. В другой город.

— Ну и дела! — Шермат почесал в затылке. — Вот непутевый!

— Истинно — непутевый! — горячо поддержала его Халниса-хола. — Намучилась я с ним, совсем извелась… Что только ни делала, чтобы из него человек вышел! Ох, сынок, Шерматджан, не чадо мне бог послал — беду на мою голову! И еще нас же попрекает: мол, допечете вы тут меня…

Шермат ничего не понимал, но все же принялся утешать Халнису-хола:

— Не горюйте, хола…

— Как же мне не горевать!

— А вы все-таки не расстраивайтесь. Ведь, наверно, не на край света уехал. Обоснуется — пришлет письмо, сообщит адрес.

— Сказал, что напишет. — Халниса-хола хлопнула себя по лбу. Ох, я, старая!.. Памяти-то совсем нет. Он же записку оставил. Передай, говорит, Андрею-ака, нашему соседу.

— Где же записка? — встрепенулся Шермат. — Давайте ее мне, я передам Андрею Андреевичу.

— Сейчас, сейчас. — Халниса-хола, не переставая вздыхать, достала из-под кошмы, на которой сидела, сложенный вчетверо листок бумаги, протянула его Шермату. Тот схватил записку, поблагодарил Халнису-хола, торопливо попрощался с ней и стрелой помчался на завод…

Там вместе с Андреем Андреевичем они прочитали записку. Алиджан писал карандашом, почерк был корявый, неровный: «Уважаемый Андрей-ака!.. Такая тут заварилась каша, что пришлось мне прямо-таки бежать из Ташкента. Встретимся когда-нибудь — все объясню. Уж вы не браните меня, честное слово, я не виноват. Так все получилось… А уехал я, по совету своего бывшего учителя, на строительство ГЭС. Вашу доброту вовек не забуду. Вы меня на ноги поставили. Искренне ваш Алиджан».

Андрей Андреевич задумчиво пожевал губами:

— Какая его муха укусили?.. Ничего не понимаю…

У участкового врача не бывает спокойных дней. То на машине, то на велосипеде, то пешком Фарида спешила к больным. Поликлиника, где она работала, находилась на окраине города и обслуживала дальние махалли.

Однажды Фариду вызвали к больному, жившему близ пригородного колхоза. Она отправилась пешком. Шла и любовалась налитыми яблоками в отяжелевших садах, стайками птиц, перелетавших с места на место… Как тут красиво — в целом свете не сыскать уголка живописней!..

Она перешла мост, перекинутый через бурную речушку, свернула на большую, всю в зелени, улицу. В одном из дворов, через открытую калитку, Фарида увидела женщину в белом платке, сидевшую перед тандыром. Тандыр пялился в пространство своим широко раскрытым черным глазом… Женщина была неподвижна, как тандыр, она с каким-то безучастием уставилась в одну точку. Фарида, проходя мимо, кивнула ей — та не ответила на приветствие, даже не пошелохнулась. На обратном пути Фарида снова увидела женщину в белом платке, сидевшую в той же позе и все так же смотревшую перед собой неподвижным взглядом. А прошло уже около двух часов…

Ночью Фарида не могла уснуть — все мерещилась ей эта женщина. Что-то неестественное было в ней.

В полночь Фариду подняли — срочный вызов. Но и ночные заботы не отвлекли ее от мыслей о женщине в белом платке. Вернувшись домой, Фарида снова легла, а сон все не шел. Все стояла перед глазами эта несчастная. Да, Фарида была уже уверена, что женщина несчастна. Может, душевнобольная?.. Какой у нее бессмысленный взгляд!..

На следующий день Фарида сама, по доброй воле, отправилась в окраинную махаллю. Вот тот двор… Тандыр… Как раз в это время женщина в белом платке, медленно, словно с трудом переставляя ноги, приблизилась к тандыру, уселась на пенек. Фарида вошла во двор, приветливо сказала:

— Здравствуйте, хола!..

Женщина обеспокоенно вскочила, как-то странно озираясь по сторонам, будто ища, кто с ней поздоровался.

— Салам… Кто это?

— Я Фарида, из поликлиники.

— Хуш келибсиз, Фаридахон. Проходите, пожалуйста, — лицо женщины озарила радушная улыбка. Фарида протянула ей руку — женщина словно и не заметила этого жеста.