Виктор Стариков - Рябиновая ветка

— Рассказывают, товарищ начальник, что неважно дела идут, — начал он.

— Хвастать нечем, — подтвердила Елена Андреевна.

— Позвольте на ваши планы взглянуть.

Казанцева достала аккуратно выписанный на большом листе план весенних работ и положила перед Ковалевым на стол. Ковалев начал читать, и лицо его стало пасмурным.

— Все работы сорваны?

— Не сорваны, отстали…

— Боитесь резких слов? Тогда уж извините меня за резкость, — твердо сказал Ковалев. — Не ждал этого, Елена Андреевна. Плохо!

— Очень плохо.

— Почему же допустили?

— Что я могла сделать?

— Вы? — удивился Ковалев. — Очень много. — Савин — мужик тяжелый, под него все время катки надо подкладывать. Да разве ваше место у Клещева? Своей роли не понимаете, Елена Андреевна. Вы — наш опытный районный центр по выращиванию овощей. Вам о всем районе надо беспокоиться, а не к Егору Ивановичу забиваться. События вас обгоняют, Елена Андреевна. Были в Крутове, видели, что там с поймой думают делать? Да и Клещев. Тоже огородами собирается ее занять. Вам надо об этих землях думать. Тут наше золотое дно. Вот, где ваши томаты и арбузы должны расти. Всю пойму огородами покрыть надо.

— Всю пойму? — радостно спросила Елена Андреевна.

— Да, всю! — Ковалев посмотрел на взволнованное лицо Казанцевой, и ласковая усмешка коснулась его губ. — Вы об этом думали?

— Степан Васильевич, еще в первый день, как приехала…

— Вот вы какая… Почему же молчали?

— Даже не знаю. Казалось, что все заняты другим.

— Верно, что вы цифрами не можете доказать высокой урожайности томатов? — вдруг спросил Ковалев.

— Не могу, — смущенно ответила Елена Андреевна.

— Как вы это допустили? — упрекнул Елену Андреевну Ковалев. — И меня подвели, думал, что уж у вас-то полный порядок. Наташа! Позови Савина, пусть быстро подойдет. Катки ему подложим, — и Ковалев протянул руку за стаканом, чтобы налить воды. Взглянув на графин с отбитым горлышком, покачал головой. Потом обвел глазами голые стены комнаты. — Прав ты, Егор Иванович. Обстановка тут неважная. Только не в мебели дело… О другой обстановке надо думать. Ты Елену Андреевну на собраниях слышал? Оратор! Как скажет, так человека и пригвоздит. А перед Савиным спасовала.

Казанцева покорно принимала все упреки. Но тут не выдержала.

— Да ведь страдала моя личная работа, — с вызовом сказала она. — Опыты с томатами.

— Томаты — личная работа? Ну, знаете, вы эту мысль из головы выбросьте. На поводу у Савина пошли.

— Савин только начал такие разговоры. Но никто же не возражает ему.

Ковалев внимательно посмотрел на нее и помолчал.

— Понял вас, Елена Андреевна, — согласился он. — Да, так относились к этому. С ним не спорили. Я тоже виноват: не следил за вашими опытами, не вдумался в них. А побывал в Крутове, погостил у Егора Ивановича, и с глаз пелена сошла. Увидел, какой вред вам Савин нанес. Поддержим вас, Елена Андреевна. Но и требовать будем. Обяжем помочь всем нашим колхозам!

Кто-то сильно застучал металлическим кольцом ручки в калитку. Собака, загремев цепью, громко залаяла. Сергей Иванович, вышедший во двор отпереть дверь, вернулся в комнаты с Савиным.

Елена Андреевна встревоженно встретила председателя колхоза. Что его привело в дом? Не хотела она и мужа иметь свидетелем этого, конечно, неприятного разговора.

— Вы что это рассаду Клещеву продаете? — спросил неожиданно Савин.

— По вашему совету, — ядовито ответила Елена Андреевна. — Неужели нам, правда, на базаре ею торговать?

— Ладно, Елена Андреевна, прений открывать не будем, — по привычке сказал Савин и смутился.

— А может быть, откроем, — возразила Елена Андреевна. — Мне без прений жить надоело. Вы мне год работы с томатами срываете. Молчать я буду? Да, продаю рассаду Клещеву, и вы мне запретить не сможете.

Никогда еще она так решительно не разговаривала с Савиным. «Видно, довел я ее», — подумал Савин.

— Вот слушайте, — тоном приказа сказал он. — Вы без моего разрешения ни одного куста рассады никому не давайте. Самим нужна.

— Не нужна она вам, Аркадий Прокопьевич.

— Вы слушайте, — прервал ее Савин. — Людей-то сколько просите?

— Двенадцать человек.

Савин задумался.

— Ну, Елена Андреевна, — уже просительно заговорил он. — Это вы лишку запрашиваете. Давайте на восьми сойдемся. Ну, нет людей. Может, вам и ученики помогут. Ведь бывают они у вас. Поговорите-ка со школой.

Все это было так неожиданно, что Елена Андреевна даже не нашлась, что возразить ему. Она молчала.

— Соглашайтесь, Елена Андреевна, — опять заговорил Савин. — Больше дать не могу. Только уж условимся так… Эти люди ваши будут, никто их брать не будет. Но и вы давайте нам доходы. Хотелось бы сразу прикинуть, сколько можем с огородов получить. Надо бы поговорить с вами… А какими семенами сеять будете — закаленными, печеными, жареными — это дело ваше, — и он засмеялся собственной шутке.

— Аркадий Прокопьевич? — Елена Андреевна задумалась. — А если еще, как у Петухова?

— Что у Петухова?

Елена Андреевна рассказала про «инвалидную» бригаду.

— Это дело, — оживился Савин. — По рукам?

— По рукам, — весело согласилась Елена Андреевна.

Савин поднялся.

— А вы все же побыстрее прикиньте на бумажке, что ваши огороды колхозу дать могут. Сколько это в общей сумме будет, — и пошел к выходу.

«Чудеса!» — подумала Елена Андреевна и счастливо засмеялась.

— Вы это чему? — подозрительно спросил Савин.

— Да так, мысли всякие пришли в голову.

Муж проводил Савина.

— Слышал? — спросила она, когда он вернулся в комнаты. — Ну? Что же теперь скажешь? Поверили в мои томаты…

— Леночка! — виновато начал Сергей Иванович. — И я, вроде Савина, повиниться должен. Как-то не очень верил всему. Ну, думал, блажит, не стоит это дело таких усилий. Увлекаются все агрономы учением Мичурина — Лысенко, каждый себя новатором считает. Вот и ты вообразила, что сделала какие-то открытия. Досадно даже бывало тебя расстроенной видеть. Казалось, из-за пустяков…

Ночью Елена Андреевна вышла на крыльцо. Звезды сверкали в лужах, земля дышала талым теплом. Слышно было, как на реке шуршат льдины, и оттуда тянулся легкий холодок.

«Вот какая моя пятая весна», — радостно думала Елена Андреевна и долго вслушивалась в шуршание льдин.

1953 г.

В сумерках раннего январского вечера Михаил Афанасьевич на попутной грузовой машине добрался со станции железной дороги до своего села. В окнах изб уже вспыхнули огни, но колхозный день продолжался: слышался глухой шум сортировальной машины, в стороне, на стройке гаража, звонко постукивали топоры плотников, к ферме по узкой дороге медленно двигались высокие возы с сеном.