Анатолий Соболев - Якорей не бросать

— «Балтийская слава»! «Балтийская слава» — «Катуни»! Прием.

— Слушаем вас, — отзывается рефрижератор.

— Есть у вас зубной врач?

— Нет, зубного нету. Гинеколог есть.

Веселый штурман там на вахте. В рубке у нас разулыбались, услышав такой ответ, а Носач рассвирепел:

— Что я тебе, беременный! Мне зубной нужен!

— Нет зубного, — повторяет «Балтийская слава».

— Там у него баб — пруд пруди, — подает завистливый голос штурман Гена.

На рефрижераторе действительно много женщин, они делают консервы. Практика показала, что на поточной линии быстрее справляются женщины.

Носач, чертыхаясь, отходит от радиотелефона и туча тучей опять нависает над фишлупой. Алексей Алексеевич сочувственно и в то же время с затаенной усмешкой смотрит на друга, но молчит, не желая подливать масла в огонь. Этот проклятый пролов навалился на всех, все сумрачные, раздражительные, чуть что — взрываются.

Утром на радиосовете капитанов кто-то предложил выделить траулер специально на поиск рыбы, но Алексей Алексеевич отклонил такое предложение: «Ищите сами!» Да, исчезла рыба. Нужен интенсивный поиск. Тут по пословице: под лежачий камень вода не течет. Ну а здесь, на воде, под стоячий траулер косяк не подбежит. Самим надо рыскать по всему промысловому району.

Радист Фомич выходит из своей рубки, стоит у окна, смотрит на серый взгорбленный океан и лениво произносит свою любимую поговорку:

— Рыбы видимо-невидимо, но больше — невидимо.

— Надо бежать на юг, — откликается Носач. — Там сабля скоро пойдет.

— И луфарь, — вставляет слово штурман Гена.

— И луфарь, — подтверждает Носач. — А здесь только воду цедим.

— Здесь надо ловить, — не соглашается Алексей Алексеевич. — Есть тут рыба, надо ее искать. А на юге... на юге тоже дела не блестящие.

— С юга без плана идут, —сообщает Фомич. Он — уши «Катуни», все знает. — Горят там рыбаки, как шведы под Полтавой.

— Скумбрия здесь где-то жирует, —уверенно говорит Алексей Алексеевич. — Год назад ее обнаружили в этих местах, тянулась на восемьдесят миль. Шторм начался — ушла куда-то. Обнаружение такого мощного скопления имеет значение не только для сегодняшнего дня, но и на будущее — науке можно помочь проследить пути миграции скумбрии. Здесь надо искать.

Алексей Алексеевич полная противоположность Носачу. Тих, вежлив, интеллигентен, любит стихи и читает их на память, особенно Лермонтова и Некрасова. И еще любит петь. Это его слабость. Поет приятным голосом, фальшивит мало. Я вспоминаю, как пел он на свадьбе дочери Носача:

Помнишь, мама моя, как девчонку чужую

Я привел тебе в дочки, тебя не спросив...

Пел хорошо, вся свадьба притихла, слушала. На свадьбу он прилетел прямо с Кубы. Носач дважды посылал за ним машину на аэродром, и не начали гулять, пока не прибыл друг.

Они давние друзья, не один десяток лет дружат семьями. Давно, еще молодыми, ехали в Клайпеду, направленные на одно судно, и познакомились в купе. Алексей Алексеевич был назначен старпомом, а Носач — третьим штурманом. Из Клайпеды Алексея Алексеевича вскоре отозвали в Калининград и утвердили капитаном на другое судно. Но потом они все же плавали на одном траулере. Носач был дублером капитана у своего друга, вместе осваивали Атлантику. Тогда у берегов Африки встретили они гибнущего яхтсмена, немца из Гамбурга, который боролся со стихией двадцать два дня. Немца взяли на борт траулера, отогрели горячим душем и коньяком, уложили спать, а Носач перешел на полузатопленную яхту и дежурил там всю ночь, откачивая помпой воду. Потом яхту отвели в Дакар. Немец до сих пор шлет поздравления с Новым годом.

Побыв дублером у капитана, Носач поехал в Николаев и получил новый траулер, на котором тонул у Лабрадора, затертый во льдах. Тонул, но не утонул и судно спас и команду.

Пока Носач бороздил Атлантику, Алексей Алексеевич учился в Ленинграде, повышал квалификацию, а когда вернулся, назначили его заместителем начальника базы. Он не хотел сидеть на берегу, рвался в море, но все же вынужден был поработать на административной должности. Бывший начальник базы сказал ему: «Я сделаю из тебя руководящего работника». Но Алексей Алексеевич, отправив в море четырнадцать судов, сам ушел на пятнадцатом и за один рейс стал Героем Соцтруда. Мыслит он масштабно, действительно мог бы стать крупным руководителем, однако любовь к морю пересилила. Так всю жизнь и проходил капитаном. Теперь — начальник промысла.

Они очень разные — эти два друга. Носач — гусар, рубака, порывов своих не сдерживает, даже кудри — густым чубом из-под капитанской фуражки набекрень. Алексей Алексеевич мягче, рассудительнее. С добродушной снисходительностью смотрит на друга. И в то же время они чем-то удивительно схожи. Видимо, море наложило на них отпечаток — одна профессия, одна судьба. Даже живут в одном доме. Главный в их дружбе — Алексей Алексеевич. Оба это понимают. Носач уважителен к другу и называет его не иначе как по имени и отчеству. Нет никакого панибратства — «Эй, Лешка!», всегда — «Алексей Алексеевич». А тот его по-морскому — «Иваныч».

— Придется скоро снижать планы, — говорит начальник промысла и, помолчав, добавляет: — Надо спускаться на большие глубины, осваивать новые породы рыб. А мы все по знакомым квадратам подчищаем. Скоро нас так подожмет, что сразу поумнеем, зашевелимся.

— Ничего нету, — бурчит Носач, глядя на чистый лист самописца. — Вычерпали. Вот и обеспечь тут народный стол! Хорошо Виктору Григорьевичу на берегу планировать. Его там экономические показатели интересуют, а условия выполнения плана теперь диктует море.

— Вот он, — Алексей Алексеевич кивает на океан, — назначает план.

— Милости ждем, — говорю я. — А еще говорим, что мы — владыки.

— Да нет, — раздумчиво возражает начальник промысла. — Это когда-то рыбак ждал милости от моря, и оно давало ему крохи. Теперь просто отбираем. И пролов этот у нас временный. Найдем рыбку, найдем, куда она от человека денется. Где ей с человеком тягаться. У него вон техника, наука! И электросвет, и ультразвук, и телевизор, и гидрофон... Есть гидрофоны, которые записывают шум рыбы при поедании наживки. Через мощные звуковые установки потом проигрывают этот шум в воде и приманивают рыбу с большого расстояния. Она мчится на шум, думая, что ее сородичи пируют, мчится, чтобы тоже утолить голод, — а попадает прямо в трал или рыбосос. От кустарного рыболовства перешли к промышленному, так что кто от кого милости ждет — это еще вопрос. Вернее, его уже нет — природа пощады запросила. Человек с первоклассной технической дубинкой вышел на «божью дорогу». Помните, Иван Грозный назвал моря «божьей дорогой»?

Потом, после рейса, на берегу я вычитаю в книге Э. Манн-Боргезе «Драма океана»: