Василий Шукшин - Калина красная [сборник]

На роль матери Егора ждали Веру Марецкую – в Москве она дала согласие, прочитав сценарий. Собирались Марецкую снять в живом интерьере избы одинокой старушки Ефимьи Ефимовны Быстровой. Пришло время снимать сцену, но Вера Петровна не приехала, сославшись на нездоровье. Мы загоревали. Где в начале лета свободную актрису хорошую найдешь? Возникло предложение: снять в этой роли владелицу найденного интерьера. Оставшись после съемок в деревне, мы пили чай у бабушки, звали всю правду о себе рассказать, – похлопочем, вдруг и пенсию повысят (она получала пенсию 17 рублей). Ефимья Ефимовна с надеждой улыбалась – природный артистизм был в ней. Как она говорила! «Я молодая красивая была – ну, красавица. Это сейчас устарела, одна на краю живу. Сморщилась». Уговорили мы Шукшина с Ипполитом Новодережкиным провести экспериментальную съемку с бабушкой. И получилось ведь!

Финальную сцену на пароме (месть брата Любы убийцам Егора) готовили долго. В Белозерск приезжал не однажды на иноземной машине каскадер Корзун. Приезжал, примерялся, уезжал. Настал день съемки. Сколько надежд – перешибить Голливуд. Задумывалась сцена так: на узкой насыпи причала стоит такси, в машине – манекены бандитов. Паром с людьми на середине реки. Появляется на бешеной скорости самосвал, ударяет такси, а сам повисает на припароме-причале.

Наслышаны о съемке не только в Белозерске и Кириллове. В назначенный день народу собралось видимо-невидимо. Спасателей одних два катера, прибыл заместитель начальника по техбезопасности «Мосфильма». Зрители заполнили паром. Корзун отдает последние указания. Смотрит на него вологодский люд, как на Гагарина. Изготовились. Взвилась ракета в небо. Включились камеры. Корзун мчится, но на подходе к такси скорость угасла, и он, клюнув машину, укатил ее в воду. Множество шоферов замучили советами, предлагали услуги. Корзун просит дубль. Готовимся повторить, хоть и прогнали положенную норму пленки. Повторяем. Каскадера заклинило, он ударяет такси слабее даже, чем в первый раз. Эффекта катастрофы ни на глаз, ни на пленке нет. Съемка оставила ощущение провала. Шукшин добивается в верхах организации повторения съемки.

Берется провести этот трюк таксист из Череповца, он же гонщик-любитель. Он предлагает снять дверь в кабине самосвала со стороны водителя, чтобы выпрыгнуть из нее до удара в такси на мешки с соломой, положенные у насыпи. Скорость до удара – 40 километров. И вот снова ракета. Камера пошла. Летит машина, чую по пылище за ней и панораме – скорость большая. Радуюсь. Вижу, выпал водитель (это вырежется)... А дальше – самосвал стремительно начинает цеплять ограничительные бетонные столбики и, не дойдя до такси, подпрыгнув вверх, падает в воду рядом с паромом, обдав всех водой. Камеру залило. Крики ужаса. И вдруг – тишина. Такси с муляжами на месте. Самосвал чуть виден из воды. Уже несут к «Скорой помощи» трюкача, ноги поломал – гнал, чтобы оправдать доверие, на 80 км/ч, проскочил мешки, прыгал уже на насыпь. Голова цела – слава Богу, заставили каску надеть...

Разошлись люди... Зрелища опять не получилось. Сняли мы, по-горячему, Лешу Ванина (исполнитель роли брата), выныривающего из кабины затонувшего самосвала, и это был самый убедительный кадр из всего материала катасрофы. В суетной горячке работы Шукшин и все мы прикидывали возможности монтажа сцены, и только после возвращения в гостиницу постепенно осознали весь ужас, который ожидал нас, не попадись на пути самосвала столбики. Скорости самосвала хватило бы бросить такси к нам на паром и изувечить находящихся там людей. Провидение спасло нас от чудовищной катастрофы. Настроение было не съемочное.

Используя летнее затишье, Шукшин без паузы приступил к павильонным съемкам, которые были завершены за два месяца двадцать два дня – вместо четырех месяцев с половиной.

Сцены в квартире Байкаловых были проиграны Шукшиным в воображении и на бумаге еще в Белозерске. Там и решил он пристроить свой любимый анекдот на сельскую тему в разговор Егора Прокудина с отцом Любы. Макарыч любил повторять эту байку, она поднимала ему настроение. Вот ее схема. На окраине деревни, у развилки дорог, – рукодельные щиты-лозунги, обязательства: дадим государства масла столько-то центнеров, хлеба столько-то пудов, шерсти столько-то тонн, яиц и т.д. У лозунгов неподвижно стоит босой мужик, а сапоги, связанные веревочкой, у него на плече. Он молча читает весь перечень обязательств и вдруг говорит вслух: «Вот жмут! Вот жмут?!» На плечо ему опускается рука, и он видит уполномоченного, который наступательно спрашивает: «Кто это жмет?» Мужик от неожиданности оробел на мгновение и ответил: «Сапоги жмут!» – «Сволочь, ведь ты же босой!». Мужик уже победно и без паузы: «Вот от того и босой, что жмут!» Ну, как не порадоваться за мужика, выпутавшегося из такой передряги.

«Бордельеро» снималось в конце работы над картиной. На ходу автор сокращал сцены «Застолья» и даже количество участников. С ходу отсняв кадры с участием гостей, на крупном плане он произносил: «Граждане, что же мы живем, как пауки в банке. Вы же знаете, как легко помирают. Давайте дружить». Снимали всего два дубля. Он напрягся, как струна, во втором – уговорились, что эти слова он произнесет, упершись взглядом в стекло объектива. Когда сцену смонтировали, взгляд этот будоражил всех, кто смотрел этот эпизод. В фильме, к сожалению, он не остался – заставили убрать.

Начались просмотры, один за другим. На «Мосфильме» резко выступали против картины режиссеры Озеров, Салтыков; редколлегия Госкино предложила поправки, которые можно было сделать, только отсняв фильм заново... И вот посмотрели фильм на дачах, и слышно стало – кому-то понравился. Сделав сравнительно немного купюр, Шукшин сдал картину, сам того не ожидая. Вырезал из текста матери слова о пенсии («Поживи-ка ты сам на 17 рублях пенсии!»). Вырезал реплику «Живём, как пауки в банке. Вы же знаете, как легко помирают», и еще какие-то «мелочи».

Вот еще вспомнилось. В подготовительном периоде задумывал исполнить песню народную «Калина красная», планируя, что споют ее Люба и Егор. Но в музыкальной редакции студии сообщили, что песня эта обработана композитором Фельцманом и нужно ему платить авторские как композитору.

Шукшин отказался от песни, и прямо в кадре сказал: «Не выпелась песня... да вот сегодня в газете пишут, что «Ямщик, не гони лошадей» тоже уже имеет автора и композитора. Пора, видно, и Лихачева объявить автором «Слова о полку Игореве». Глядишь, днями появятся свежие авторы и у песен разинских времен».

«Калина красная» вырывалась на экран без рекламы особенно ярко в глубинках России. На Украине, в Кемерово ее запрещали, а всякий запрет у нас – лучшая реклама, прокат фильма расширился, картину не показывали по телевизору (только через десять лет) по причине приносимой прибыли кинопрокату.