Юрий Красавин - Хорошо живу

Машину остановили. Братья взяли топор и пошли в лес. Гоша стоял в кузове, потягиваясь:

— Хорошо бабам, у них сиденье мягкое. А тут костями-то погремишь.

— Сундук ты, — сказал Толька беззлобно.

— С клопами, — добавил Леха.

Сплошной березняк стоял ровно и прямо. Везде, насколько проникал взгляд, только белые, словно меловые, стволы. Многие можно было охватить пальцами, они стояли вровень со всеми, смыкаясь вершинами и поддерживая друг друга, и казались белыми, туго натянутыми между небом и землей струнами — до того тонки они были при своей высоте. Чудилось даже, что ровный и невнятный шум листвы — это голос струн, по которым мягко скользит смычок-ветер.

Впереди шел Толька, по-хозяйски оглаживая стволы ладонью, запрокидывая курносое в веснушках лицо, — выбирал.

— Вот это лес! — восхищенно говорил он брату. — Вот откуда дрова-то возить! Жаль, далеко. Ты посмотри, какие бревна были бы! Без сучочка! Такие распили на ровные чурбачки — коли себе сидя, одной рукой. — Он даже причмокнул от воображаемого удовольствия. — И поленничку накладешь ровненько, так что потом будешь ходить да радоваться.

Братья выбрали наконец березу, ровную, словно выточенную на станке. Ее так прочно держали соседи, что, даже подрубленная и сдвинутая с пенька, она все еще продолжала стоять прямо. Тогда они стали валить ее. Береза медленно и трудно кренилась, а потом вдруг разом рухнула, гибко, как плеть, изогнувшись, глухо упала на землю. По черной прошлогодней листве словно мелом провели по линейке — так бела и пряма была береза.

Минут через десять в кузов затолкали белый гнетень, расселись и поехали дальше.

Лес кончился. Дорога легла между полями, а на них реденькая низкорослая рожь. Поля были засеяны впервые после расчистки. Между их строгими прямоугольниками — валы кустарников, дерновины, камней.

— Урожай сам-друг, — определил Гоша, и в кузове вновь развеселились.

Вскоре въехали в деревню. Вдоль улицы была выкопана глубокая траншея, глина навалена по обеим ее сторонам. Грузовик пополз медленно, прижимаясь к палисадникам, то и дело проваливаясь в выбоины.

Гоша оглядел все это и безнадежно махнул рукой:

— Дыра! У них тут Советская власть только в прошлом году установилась.

— Смотри, смотри! — У Лехи даже глаза расширились от удивления. — Сберкасса! И вывесочка-то новенькая!

— А они туда трудодни кладут, — хладнокровно пояснил Гоша.

— Га-га-га… Ой, умру… и доктора… ха-ха…

Машина остановилась перед хилым домиком.

— Здесь вроде бы, — сказал Степан Васильич, вылезая из кабины.

— Ну, папаня! И как ты разнюхал про сено? Этакая даль! — крикнул Толька, спрыгивая на землю.

— На базаре встретил, договорился, — неопределенно ответил тот и добавил сам себе: — Ну да, вот и рябина возле крыльца, как она говорила…

Подгнивший мостик через канаву, заросшую лопухами и крапивой, трухлявая, покосившаяся изгородь палисадника, неумело залатанная кусками толя крыша. И хотя маленькая лужайка перед домом была чисто выметена и протерты стекла окон, а на приступке крыльца лежал чистый половичок, хотя на всем был заметен отпечаток заботливости, постоянного догляда, все-таки чувствовалось, что в хозяйстве нет крепкой руки, все оно расползается по швам.

Степан Васильич взошел по шатким ступеням на крыльцо и тотчас спустился в недоумении:

— Заперто. Где ж хозяйка-т? Неуж на работе? Этак ее не доищешься.

После долгой езды всем хотелось размяться.

Гошка с Толькой схватились на луговине бороться крест-накрест, азартно пыхтели, сопели, крякали. Леха, не зная, куда приложить силу, потряс старую ветлу с широким дуплом, ухмыльнулся, прикинув, что падать она будет при случае на избу с заплатанной крышей. Он оглядел с этой насмешливой улыбкой и ее, и дворик, почесал белесую щетину на подбородке, сказал вслух:

— Цыганские хоромы.

Потом ухватисто вцепился в борющихся, сделал подножку, и все трое грузно повалились на землю.

— Куча мала! Еще пару колхозничков! — кричал из-под долговязых братьев маленький Гоша.

Пока Степан Васильич озабоченно выискивал глазами хоть кого-нибудь на деревенской улице, из огорода вышла пожилая женщина, полная, в платье без пояска, в косынке с выгоревшими цветочками.

— В колхоз бы вас, — сказала она благожелательно. — Здравствуйте. Вы за сеном? — спросила она Степана Васильича. — А я вот только что с работы.

Женщина выглядела усталой, улыбнулась скупо и безрадостно.

— Что-то припозднились вы. Грозы испугались? А она вот и мимо прошла. То-то досада! Сухо очень. До сих пор огород поливаю. Воду ношу из пруда, а пруд вон там, за тополями, далеко. А каждый вечер раз шесть-семь с коромыслом туда сходишь да другой день и утром-то норовишь полить.

Она привычным движением, не глядя, отперла дверь, распахнула ее.

— Сено у меня здесь, — сказала она, и все вошли за нею. Пол в сенях был покатый и гладкий, словно лощеный.

— Осела изба, — заметил Степан Васильич.

— Так ведь старая уж она, в ней родители мои всю жизнь прожили, а теперь вот я доживаю. Как не осесть! Да она бы ничего, только зимой больно мучусь: воду несешь из колодца, чуть плеснешь, морозом схватит — вот тебе и каток. Ходишь — того и гляди убьешься. Ну, зато теплая она у меня, зимой цветы на окнах цветут.

В сенях густо пахло мятой и донником. Потолка над головой не было, сквозь мелкие дырки в крыше проглядывало небо, оттуда косо падали на стену тонкие лучики солнца с пляшущими в них светлыми пылинками.

— Сено вот здесь, в сенях, и на чердаке. Я сначала хотела подождать до зимы, хорошей цены подождать. А теперь вот деньги понадобились… Сколько вы возьмете?

— А все и возьмем, — заторопился Степан Васильич. — Машина у нас позволяет.

— Сын ко мне приезжал в гости, это он с женой косил да сушили они и сюда ввалили… Где бы мне одной-то! Не справиться бы. Надо к соседям сходить за безменом. У них был, да только боюсь, не маловат ли.

— А безмен у нас есть! — поспешно воскликнул Степан Васильич. — Прихватили мы с собой. Подумали: вдруг не найдется у вас! Всяко бывает. Безмен верный, старинный. В старину умели хорошо делать, старались друг перед дружкой.

Хозяйка говорила неторопливо и спокойно, а на покупателя поглядывала как бы с вопросом: что-то больно уж он лебезит, ни к чему это.

— А сена у вас тут небось много, а? — с хитрецой спросил Степан Васильич. — В лесу живете, а там полянки да просеки.

— Мало ли где что есть, да не про нашу честь, — проговорила хозяйка.

— По запаху если, то неплохое сено, а вот сухое ли, посмотрим. Крыша-то у вас, хозяюшка, старовата. Вишь, просвечивает.

— Ничего, пока служит, не протекает.

— Ну, мы начнем. Эй, ребята, пошевеливайтесь! Ты, Алексей, полезай на чердак, сваливай оттуда. Анатолий будет на улицу выбрасывать. Мы с Георгием беремся вязать да вешать. А ты, Толька, подскочишь нам подмогнуть, когда взвешивать будем.