Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Евгений Данилович едва держался на ногах.

— Еще аппендицит — и я лягу рядом, — пытался пошутить он. — Глупо брать дежурство, когда больница принимает по «скорой»…

— Уходить нужно, — невпопад ответила Дуся. — За такую зарплату и так вкалывать.

Евгений Данилович хотел возразить, но получилось вроде согласия.

Впрочем, винить было некого. Сам напросился. А ведь давал жене слово не брать больше нормы часов — все деньги не заработаешь, а в ящик сыграть — сколько угодно. И сам-то не мальчик, не юноша — пятьдесят скоро, а жить пытаешься в прежнем ритме.

Он все же прошел за ширму взглянуть «аппендицит», оставленный для наблюдения, решил: «Спешить не стоит. Лучше оперировать утром».

Постель в ординаторской разбирать не хотелось. Сбросил туфли, улегся поверх одеяла, закинул руки за голову. Работал бы на оклад. — все нормально. Так семья внезапно прибавилась. Черт дернул Севку жениться в девятнадцать лет. И что ему, дураку, не гулялось?! Дал себя охомутать, привел девочку без специальности, старше себя, без жилья, да еще с трехлетним ребенком. Не гнать же их в общежитие. Значит, опять все на нас с Натальей.

И главное, только наладилось — квартиру построили, жить по-людски стали, — как снова начались коммунальная кухня, мальчишка катается по комнате на велосипеде, бибикает, а папа Сева — сам едва с ночного горшка сполз — качает права, требует уважения. Впрочем, старший сын — это еще не все беды, хлопот хватает и с младшим. Репертуар у второго неожиданнее.

Теперь для Евгения Даниловича стало привычкой приходя с работы спрашивать: в школу не вызывают? И если не вызывают — удивляться: что такое?! Не мог его Вовка не нахватать двоек, не расколотить стекло, не толкнуть случайно директора в коридоре. А недавно они с приятелем умудрились спихнуть бюст Мичурина, который простоял на своем месте лет тридцать и так слился со школьным интерьером, что все уже забыли, что он гипсовый. Пришлось платить, хорошо еще, по старой описи.

В дверь постучали, и сразу же послышались торопливые удаляющиеся шаги. Привезли больного. Нужно вставать.

Он вернулся в приемный. Дуся спала, положив голову на сложенные руки, и Евгений Данилович пожалел сестричку, вытянул из-под ее локтя историю болезни.

Было семь утра, оставался пустяк до пересменка — по воскресеньям следующая бригада старается прийти чуть пораньше, отпустить субботних.

Евгений Данилович постоял немного, представил домашнюю свою постель, душ, чистые простыни — ах, как легко отлетает усталая душа в утреннем сне! — и пошел в смотровую.

Больной лежал на носилках, закутанный с головой в одеяло, а около него стояли фельдшера «скорой», ждали приказа, куда перекладывать.

— Чего привезли? — спросил Евгений Данилович.

— Острый живот. Под вопросом.

— Конечно, — буркнул Евгений Данилович. — Вопрос больше живота.

— Мы — транспорт, — огрызнулся фельдшер. — Наше дело везти…

Разговаривать не имело смысла, и Евгений Данилович показал на свободный топчан — туда, мол, и перекладывать.

Фельдшера подняли носилки и скатили больного на сторону, так, как ссыпают песок строительные рабочие. Одеяло размоталось, обнажились худые ноги, больной сдержанно покряхтел.

— Осторожнее! — возмутился Евгений Данилович, а сам с огорчением подумал: «Мужчину привезли. Куда класть? Мест совсем не осталось…»

Присел на край топчана, спросил, на что жалобы.

— На многое… — попытался острить больной. — На «скорую помощь», на врачей…

И такой тип людей Евгений Данилович хорошо знал. Главное, не реагировать на пустяковое — пропустишь болезнь. Самолюбие и обида для некоторых сильнее колики. Он положил руку на живот, надавил.

— Ой! — вскрикнул больной. — Осторожнее, Сюся!

Евгений Данилович вздрогнул и перевел взгляд — ему страдальчески улыбался Петька Козлов, Козел, одноклассник и школьный друг.

Впрочем, дружили они только в пятом: он, Женька Сутеев, тогда отчего-то Сюся, Козел и Полено, куда-то пропавший потом Витька Чурбанов. После пятого Сюся с Козлом разошлись, школьные компании обычно перетасовывались, и Козел по каким-то своим соображениям стал предпочитать улицу, расхаживал с парнями старше себя, задирал девчонок да попугивал старичков. И все же пять лет в одном классе кое-чего стоили.

— Петька?! Козел?! — тихо воскликнул Евгений Данилович.

— Я, Сюся, я… — Смех был короткий. Плоский, без жиринки, живот колыхнулся, причинив Козлову острую боль.

Козел изменился в лице, невольно положил руку на правую сторону.

— Черт! — выругался он. — Смеяться трудно…

Евгений Данилович уловил движение цепким глазом. Он заговорил сразу о чем-то пустяковом, а сам осторожными, кошачьими пассами стал подбираться к болевой точке. Петька доверчиво улыбался.

И вдруг Евгений Данилович отдернул руку — боль ударила куда-то вверх и Петька неожиданно вскрикнул.

— Тихо ты! — вытер выступившие слезы и, охая, виновато заулыбался Петька. — Резать, что ли?

— Разрежем, пожалуй, — не скрыл Евгений Данилович. — Уберем желчный пузырь.

— Строитель без желчи — нуль, — снова попытался острить Петька. — Как же мне показывать свой характер начальству…

Евгений Данилович оставался серьезным — операция предстояла нелегкая.

— Лежи, Петя, спокойно, — попросил он. — Делай теперь только то, что я тебе буду приказывать…

С работы Евгений Данилович ушел около двух, не мог сразу оставить Петьку. Вот и получилось: сутки да рабочий день.

Новая смена — молодые хирурги — носились мимо, шутили, готовились к операциям, а он думал: «Ничего. И на них скажется. Усталость никого не щадит…»

В автобусе Евгений Данилович заснул, проснулся на собственной остановке и бросился к выходу.

Дома он попросил старшего сына последить за мальчиком, закрыл дверь поплотнее и упал на кровать. Вскочил он от резкого грохота — что-то тарахтело под ним, и, ничего не соображая, он увидел выезжающую из-под кровати машину, а потом и ребенка, который, играя, как-то сюда попал.

Евгений Данилович молча схватил ревущего перепуганного мальчика за руку и выставил за дверь.

Крик оглушил его. Он уже жалел, что не сдержался, но было поздно. К одному плачущему голосу присоединился второй — всхлипывала невестка.

Дверь распахнулась, влетел рассерженный сын.

— Отец! — крикнул он. — Как ты можешь?!

— Да кто его трогает, — стал защищаться Евгений Данилович. — Я же сутки…

Он попытался объяснить Севке свое состояние, но тот с такой силой саданул дверью, что на Евгения Даниловича посыпалась штукатурка.

Сон пришел не сразу. Казалось, что ребята на улице терзают щенка, растягивают его за лапы. Он хотел заступиться, но крикнуть не мог и проснулся.