Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Было восемь вечера, еще час-другой, и можно ложиться на ночь. На кухне мирно разговаривала семья, но, когда он вышел из комнаты, все замолчали, точно он помешал их беседе.

Невестка сдернула выстиранные детские штаны, ушла в комнату, за ней бросился старший сын.

Евгений Данилович ничего не сказал им, только отчего-то поглядел на младшего: неужели и этот станет таким?.

— Чего поздно? — спросила жена после долгого молчания.

— Ночь была жуткая. Даже не помню, сколько прооперировал, а как только прилег, привезли одноклассника, Петьку Козлова…

— С которым ты консервные банки разряжал? — спросил Вовка.

— Подумай! — удивился Евгений Данилович. Втайне он был рад, что сын помнил давным-давно рассказанную школьную историю.

— Какие банки? — не поняла жена.

— Пустяки, — отмахнулся Евгений Данилович. — Я и сам-то про это забыл.

Невестка и старший сын сидели у телевизора. Он постоял за их напряженными спинами, пошел к телефону.

— Как там Козлов? — поинтересовался он у дежурного. — Температурит? Ну, это нормально.

Повесил трубку и накинул пальто.

— Пап, ты куда? — спросил Вовка.

— Съезжу — погляжу. Душа неспокойна.

— Ты и так наработался. Сегодня — воскресенье.

— Чего мне воскресенье, — отмахнулся Евгений Данилович. — Тут, вижу, со мной и разговаривать не хотят.

— Я разговариваю, — возразил ему Вовка.

Козлов очень обрадовался, когда Евгений Данилович возник в дверях.

— Надо же как повезло, — тихо сказал он. — Я, Сюся, такого тут про тебя наслышался… Ты же не человек, а икона.

— Брось! — засмеялся Евгений Данилович. — Поглядел бы на меня дома. Никакого авторитета.

— У меня то же самое, — заверил его Петька.

Евгений Данилович присел рядом, — пульс продолжал частить.

— Я дома только произнес твою фамилию, как младший сразу про тушенку вспомнил, — я давным-давно ему рассказывал.

— Про тушенку?

— Неужели забыл?!

— Вертится что-то…

— Нет, я век не забуду. Мне так врезали, что ярче впечатлений от детства уже не было.

Петька улыбнулся кротко, движения причиняли ему боль.

— Как же! — не сдавался Евгений Данилович. — Мой отец с фронта привез тушенку и, чтобы я не съел, предупредил: это взрывчатка.

— Ну и что? — с трудом вспоминал Петр.

— Вы с Поленом залегли на кухне, а я одну за другой вскрывал банки. С риском для жизни.

— Вспомнил, вспомнил! — засмеялся, охая и морщась, Петька.

— А на следующий день была твоя очередь кормить, так договаривались. У вас в чулане гороховый суп стоял со свининой. Ты, пока у меня ел, обещал дать, а потом зажилил…

— Во память! — восхитился Петька. — Ладно. Обед за мной.

Евгений Данилович осмотрел бинты, поднялся.

— В больнице мне легче отдохнуть, чем дома. Старший женился. Невестка с ребенком. Как у Блока: покой нам только снится. Недавно квартиру купил — опять нужно размениваться. Тесно.

— Попробовал бы через исполком. Ты же гордость района, должны помочь.

— Ходить, просить — нет, Петя, времени. Да и не один я у них.

— Ладно, — подумав, сказал Петька. — Поговорю с председателем. Мое слово кое-что значит…

— Вообще-то я отвергаю помощь больных, — смутился и забормотал Евгений Данилович. — Но ты — дело другое, школьный товарищ. Ты и без болезней, наверное, помог бы.

— Не сомневайся, — сказал Петька.

Чего только не навспоминали они за этот месяц! Палата ожидала их встреч, мгновенно подключалась со своими воспоминаниями. Хохот то и дело сотрясал отделение.

— Не был бы я заведующим, — подшучивал Евгении Данилович, — объявил бы себе выговор.

Выписывал Евгений Данилович друга даже с сожалением. Козлов зашел в ординаторскую, обнял его. Молодые доктора поднялись при этом — прощание их тронуло.

В приемном Козлов, весело и благодарно поглядывая на друга, сам напомнил о своем обещании:

— Выпишусь — пойду сразу же в исполком.

— Зачем сразу, — смутился Евгений Данилович. — Будет случай…

— Ты сам для меня счастливый случай, — как-то хорошо признался Козлов.

Потом пошли обычные для Евгения Даниловича дни. Он, как всегда, много оперировал, по-прежнему дежурил в приемном, крутился как мог.

Петька звонил, жаловался на текучку — все не получалось у них встретиться. Иногда виноватым выходил Евгений Данилович — не мог выбраться. Об исполкоме Козлов не вспоминал, а Евгений Данилович не напоминал — мало ли какие могли быть обстоятельства.

И вдруг месяца через два — бац! — категорический телефонный звонок. Сегодня суббота. Заезжаю за тобой в три — и на дачу. Можешь забрать невестку, сыновей и жену. Сколько уже собираемся — пора и поговорить.

Перезвонились через часок. Наталья была занята, отказалась ехать. Старшему он и не предложил, а Вовка обрадовался, сказал, что приедет к больнице, будет ждать.

В четверть четвертого они уже мчались на Петькину дачу. День выдался отменный. Июльское солнце не прекращало палить. Пришлось прикрываться щитками — смотреть вперед стало трудно. Настроение было счастливым. Евгению Даниловичу чудилось, что он возвращается в детство. Он говорил и говорил, а Козлов снисходительно улыбался да сзади хохотал до упаду сын. Вовке нравился такой неожиданный и непривычный юмор отца.

Евгению Даниловичу показалось, что приятель его мрачнеет — Петькины глаза ни с того ни с сего становились печальными. Впрочем, что может быть печального в такой веселый день?

Удачно проскочили шлагбаум, перекладина стала опускаться буквально следом за ними.

Дача у Петьки оказалась в лесу, вокруг корабельные сосны да могучий, по колено, черничник.

Пока Козлов загонял машину, Евгений Данилович с Вовкой ели пригоршнями ягоды, крупные, как вишни.

Они и не заметили, как Петька слетал домой и теперь звал их с крыльца, уже переодетый в джинсы и бобочку.

Евгений Данилович отыскал Вовку взглядом — рот, щеки, нос у сына были измазаны черникой, а глаза счастливо сияли, — и расхохотался.

— Ты мне нужен, — сказал Петька и, повернувшись к мальчишке, крикнул: — Гуляй!

— Такой мрачный? — весело сказал Евгений Данилович. — Не случилось ли чего?

— Случилось, старичок, случилось, — вздохнул Козел. — Светка, дочка моя, на живот жалуется, лежит в комнате.

Евгений Данилович поглядел на друга серьезно пошел к рукомойнику.

— Собирай ягоды! — крикнул сыну. — Я к больному.

— Ага, — как само собой разумеющееся отозвался Вовка.

Евгений Данилович тщательно вытер полотенцем руки, почему-то волнуясь, думая, как быть, если у девочки окажется что-то серьезное, и вошел в комнату.

— Вот, Светик, это мой друг, доктор, — немного заискивая, точно виноватый, сказал Петька.

— Здравствуй, Света.

Девочка кивнула. Судя по глазам, тяжелого здесь не должно быть.