Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Тошке было все равно, где ждать, в коридоре еще интереснее. Он походил между огромными кадками с пальмами и фикусами, осторожно качнул самую крупную ветку.

На столиках лежали книжечки и листочки про грипп и кишечные заболевания.

Тошка прочитал все заголовки, но дальше разбирать не стал, неинтересно.

Зато обратная сторона листиков была чистой. Тошка достал карандаш, решил порисовать. Фикусы он превратил в гигантские деревья, обвил лианами — получились джунгли. На пальмы Тошка развесил обезьян вниз головами. Некоторые раскачивались на хвостах и показывали друг другу языки и фиги.

Из кабинета выглянул папа, позвал его.

— Разговаривай, — успокоил его Тошка. — Я посижу.

— Ты нужен.

— Зачем? — Тошка сложил рисунок вчетверо, поднялся.

Доктор оказался маленький и очень добрый. Кого-то он напоминал, сразу не сообразишь. Голова у доктора была острием вверх. Шея толстая, шире головы, а дальше плечи, ненамного шире шеи. Тошка вдруг понял, что доктор похож на ферзя, — такая фигура есть в шахматах. И если доктора поставить на огромной доске в угол, то все сразу бы увидели и оценили их удивительное сходство.

Они поздоровались за руку, доктор тоже с интересом стал разглядывать Тошку.

— Здравствуй, — сказал доктор тонким, придушенным голосом. — Сними-ка рубашечку, сыночек…

— А я здоров, — сказал Тошка и поглядел на папу. Кто-кто, но папа-то это хорошо знал.

— Все равно, Тоша, нужно показаться, — успокоил его папа.

Он сам помог Тошке раздеться — доктора не хотелось задерживать, — подтолкнул сына.

Доктор вынул блестящий молоток, повертел в руках, но к Тошке пока не приблизился.

— Как ты спишь, Толя? — спросил доктор, внимательно разглядывая Тошку.

— Хорошо, — уверенно сказал Тошка.

— Так, так, — кивнул доктор, и они с папой переглянулись. — Значит, хорошо? И не просыпаешься ночью?

— Нет.

— Не просыпаешься, — кивнул доктор и опять с улыбкой поглядел на папу.

— А сны видишь?

— Не-а, — сказал Тошка. — Никогда!

— Вот здорово! — улыбнулся доктор, а папа даже расхохотался. — Значит, все у тебя, Толя, прекрасно, все замечательно? Ты здоров, ничего тебя не беспокоит, а спишь ты пре-вос-ход-но!

Он надавил на Тошкино плечо, заставил сесть и внезапно ударил Тошку молоточком по коленке. Нога взбрыкнула.

— Ой! — вскрикнул Тошка и засмеялся.

— Видал, какой нервный, — сказал доктор, теперь ударяя по рукам. — Ужас какой нервный!

Достал иголочку из халата, стал что-то чертить на Тошкиной груди.

— Бурная реакция… — Воткнул иголочку в халат, разрешил: — Одевайся, — и стал расхаживать по кабинету, над чем-то раздумывая. Сел в кресло, уперся локтями в стол, подбородок уложил в сцепленные ладони, прикрыл глаза. — Все так, как вы говорите, — наконец сказал доктор, видимо папе.

— Вы еще это хотели поглядеть, — папа передал доктору пакет.

Тошка путался в рукавах рубахи, а когда голова и руки его пролезли в нужные дырки и он поглядел в сторону докторского стола, то неожиданно узнал собственные рисунки.

Доктор вытаскивал из рулона листки, разглаживал их, глядел на Тошкины рисунки, покачивая головой.

— Вижу, вижу, все вижу, — грустно говорил доктор и каждый раз понимающе поглядывал на папу.

— А кто это? — доктор неожиданно повернул в Тошкину сторону рисунок странного, по его мнению, существа. — Зебра?

— Чунька, — рассмеялся Тошка.

Ему было странно: как можно не узнать собаку.

— Пес? Понятно, понятно, — кивнул доктор, и лукавая улыбочка пробежала по его губам. — Отчего же он в полоску?

— Вымазался.

— Ровненько вымазался, как по линейке.

Он внезапно приблизил лицо к Тошке и спросил:

— А сколько, скажи, будет шестью девять?

— Зачем?

— Ага, не знаешь, — засмеялся доктор и погрозил Тошке пальцем.

Тошка хотел ответить, но тут заметил, что доктор и папа опять переглядываются, какие-то странные у них появились тайны. «Чего это они?» — подумал Тошка.

— Так, так, — спел доктор. — Ясненько. Иди, художник. А мы с папой кое-что обмозгуем.

Когда Тошка вышел, у кабинета уже собралась очередь: бабушка с внучкой и папа с сыном. И бабушка и чужой папа кормили своих ребят виноградом, отрывали по ягодке, ждали, когда их дети откроют рты, и осторожно забрасывали им по штучке.

Тошка постоял напротив, понаблюдал, поудивлялся. Бабушка заметила его удивление, оторвала ягодку и протянула Тошке.

— Не хочу, — сказал Тошка и сел дорисовывать обезьян.

Пожалуй, теперь обезьян хватало. Тошка подумал и пустил по земле Чуньку. Пес задрал морду и залаял.

Дверь распахнулась: вышли доктор и папа, как два старых приятеля.

— Ого, — удивился доктор. — Очередь! — Он протянул Тошке руку, пожал. — Утренняя зарядка, Толя, это чудесно. Обтирание — несомненно. Физкультура и физкультура. И еще, Толя, рекомендую одно лекарство, папе я все растолковал.

Он потрепал Тошку за чуб, хотел возвращаться в кабинет.

— А зачем лекарство? — спросил Тошка. — Я же здоров.

— Уж это, братец, мне виднее, здоров ты или нет.

И доктор взглянул туда, где его ждала очередь. И бабушка, и чужой папа согласно ему покивали.

— Видали! — весело сказал доктор. — Он говорит, что здоров, а я этого пока не считаю…

На следующее утро после бега трусцой папа дал Тошке половину таблетки. Тошка с полной готовностью кинул обломок в рот и побежал к крану запивать противную гадость.

— Можно, я погуляю? — спросил он, считая, что все необходимое для папы уже сделано.

Папа кивнул. Тошка помчался на улицу. Пока бежал, ноги его как-то тяжелели и тяжелели.

Тошка остановился и стал думать: хочется ему гулять или нет? Пожалуй, нет.

Повернулся, но и подниматься по лестнице стало трудно. «Сесть, что ли, посидеть…», — неожиданно для себя сказал Тошка. Он все же дошел до дверей, постучался и устроился на ступеньку.

«Папа, наверное, не услышал», — подумал Тошка, но вставать не хотелось. Он решил ждать — в конце концов, спешить было некуда.

Дверь приоткрылась, папин голос удивленно спросил:

— Ты чего? Передумал? А я слышу, кто-то скребется, решил — собака.

Он помолчал, ожидая, когда Тошка ответит, и, не дождавшись, прикрикнул:

— Не сиди на камнях, марш в комнату!

Это «марш» заставило Тошку подняться.

— Нет, нет! — сказал папа, почувствовав, что Тошка уже готов бухнуться на диван. — Иди на балкон, в кресло. Нечего днем валяться, я этого не люблю.

Он сам вынес кресло-качалку. Вернулся, в комнату, взял за руку словно застывшего Тошку, усадил поудобнее. Качнул кресло.

— Сиди, наблюдай, а то все бегаешь и бегаешь.

Между грядками ходили куры. Даже не ходили, а плыли по земле. Такого странного плавания Тошка никогда раньше не видел.

За забором сосед колол дрова. Топор медленно поднимался над головой и так же медленно опускался. Но самое чудное, что чурбан не разлетался, как обычно, а раскрывался, словно цветок, обнажая сахарную свою середину.