Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Бабка с цветами отодвинулась — Чухин едва не поломал ей всю красоту.

— Господи! — кричал Чухин. — Здесь? Да как же?!

Они глядели друг на друга счастливыми глазами. Вот радость! Будет что рассказать дома. Приехал на Север и в пригородном поезде встретил… Чухина, Мишку.

Ильин представлял, сколько будет вопросов. Ребята-однокурсники часто заходят к нему в министерство, среди них есть и профессора, и главные врачи, и заведующие горздравами. Раз десять в год Ильин кого-то видит, каждому будет занятно услышать о Мишке.

Изменился Чухин здорово. Полысел, усы обвислые, но глаза вроде бы те же.

— Ха-ха-ха! — покатывался выздоровевший Мишка. — А ты жирнячок! Какую мозоль отрастил! Уж не рожать ли собрался? Кило на сто потянешь! Тебе трусцой бегать, у вас в Москве условий поди нет. Давай переезжай к нам. Я тебя на шоссейку выведу, и чеши сто километров, ни одна собака не встретится. Похудеешь.

Ильин тоже хотел поиздеваться над худобой Чухина, но воздержался — астма кое-что объясняла.

— Ну?! — кричал Чухин, нетерпеливо толкая Ильина в плечо. — Говори! Кто есть? Куда ездил? Какие-такие здесь родственники? Я всем родственникам расскажу, какой ты гад невообразимый.

Он опять хохотал, радостно поглядывая на приятеля.

— Да мне и рассказывать нечего, — сказал Ильин с осторожностью, понимая, каким грубым хвастовством может прозвучать «министерство». — Статистикой занимаюсь.

— А может, Володя, ты больше всех прав. Именно статистикой. Подальше от людей. Цифры, цифры, а что за ними стоит — никто не доберется.

Видно, работа Ильина не очень-то заинтересовала Чухина, и он сразу спросил:

— На двадцатилетии был?

— Конечно.

— А я не добрался. Не пустили. График такой сделали, что ни туда ни сюда. Чуть не уволился. — Он сразу же погрустнел. — Как рвотный порошок, у меня начальство. Идти к ним с просьбой — хуже ножа. Я как подумал, что они только и ждут от меня просьбы, — рука не поднялась писать. Отказано и…

Ильин кивнул, хотя ничего не понял. Какой-то конфликт был у Чухина. Он только спросил:

— Воюешь?

— Ну их! — Чухин безнадежно махнул рукой. — У меня от одного воспоминания приступ может начаться. Какой смысл тебе, дачнику, рассказывать? Разве поймешь. У тебя на роже написано — ты с руководством дружишь. Давай про личную жизнь. Женат, дети? — Он и паузы-то не сделал, спросил: — Кто у тебя здесь? Теща? Я в нашем городе каждую собаку знаю. — И засмеялся первый.

— Дочка у меня на пятом, скоро начнет врачевать.

Ильин мысленно похвалил себя, что опять увернулся от прямого ответа, — врать не хотелось.

— Драть твою дочь нужно было, — возмутился Чухин. — Я своих в медицину не пущу!

— Сколько их?

— Трое. От второй жены один и от третьей двое.

— А говоришь, мало успел! Да если тебя не остановить, ты рекордсменом на курсе можешь стать.

Чухин хохотнул:

— С этим делом мне долго не везло. Вспомнить страшно. Когда распределение началось, вы все по больницам рванули, а я пошел, как говорят, на судовую роль. Порт приписки — Одесса. Приехал по назначению, пошел, как положено, осматриваться в клуб моряков. По молодости нравилась мне моя романтическая должность. Даже вразвалочку ходил, чувствовал себя этаким волком, хотя в море еще не был. А в клубе! Приманка одна. Этакие жужелицы вертятся, ждут, когда их кто-то проглотит. Зеленый я был. Разинул варежку — она и влетела. Миленькая такая, пухленькая, сексуальненькая. Мяукала обворожительно, честное слово.

Он и действительно мяукнул. Все, кто сидел в вагоне, подняли головы.

Ильин окончательно проснулся и теперь глядел на Мишку весело, даже не понимая, как мог так долго не узнавать его.

— Поженились дня через три — некогда ждать было. Открыл на нее сберкнижку и пошел по морям, по волнам, нынче здесь, завтра там. То в Калининград приходим, то во Владивосток, то в Ленинград. Ко всем морякам едут жены, ко мне — телеграмма: «Люблю, целую». Двух лет не прошло, а я ей кооперативную квартиру заработал, одел, обул. Пришли как-то в порт, встали на ремонт, я и отправился в Одессу. Вхожу домой, а в моих тапочках расхаживает пограничник, защитник моей территориальной неприкосновенности.

Бабка отставила корзину с цветами, вытянула шею, стала внимательно слушать.

Чухин взглянул на нее зло. Бабка, прикрыла глаза, замаскировалась.

— И представляешь, этот хмырь стал убеждать, что он мой родственник. Паспорт вынул! — Чухин вздохнул. — Думаешь, разошлись? Отнюдь! Моряку хочется верить в лучшее. Море — морем, а огонек на берегу должен быть.

Он задумался, вспоминая, точно рассказывал Ильину не свою историю.

— …Привез ее в Калининград, где чинились. Поселил на корабле. Ах, как она умела людям лапшу на уши вешать! Чиф был от нее без ума, да и вся команда. И про искусство, и про музыку, и про кино. Уезжала — завидовали: такого, говорят, ни у кого не было, счастливый я человек. — Чухин махнул рукой. — Длинная история. На восемь лет. Родственники повторялись. Одному я все же рыло намылил, хотя по сути дела это мыло нужно было бы ей оставить. Слово за слово — решили расстаться. И представляешь, ничего своего у меня при разводе не оказалось. Плавал-плавал, а гол как сокол. — Он тут же сказал: — Нет, не жалею. Я к шмуткам без интереса. Если хочешь, я даже обрадовался, что у меня ничего нет, один портфель. Рванул на Север, от мамы в деревне оставался небольшой заколоченный стылый дом. Мчался, Володька, я сюда! Ужас как мне хотелось, чтобы трава пахла, чтобы грибы осенью. Вода, что ни говори, — одна сырость.

— Да, здесь хорошо.

— Чудо! А река! Правда, грязнят ее сволочи, браконьерствуют. Пикники всякие, а надерутся водки, выльют в воду канистру бензина и подожгут, нравится, что вода тоже горит. Я бы таких стрелял без суда и следствия.

— Что ты! — ахнул Ильин. — Я такого даже не слышал.

— Многого ты не слышал, — сказал Чухин. — Я бы мог тебе рассказать. Времени у нас мало. Скоро приедем.

— Ты уж про себя доскажи, — попросил Ильин. История с браконьерами его как-то вспугнула, хотя у них на рыбалке, слава тебе господи, ничего подобного не было. — Ну а вторая жена?

Чухин улыбнулся.

— Хуже первой. Первая хоть про кино могла, любопытная была к окружающему. Это любопытство, между прочим, ее и сгубило. Вторая… — Он вздохнул, не зная, говорить ли. — …Приехал я в район, в нашу участковую больницу, работаю. Бывало, и детишки идут, и женщины по своим делам, и зубы кому, — бог, а не доктор. Чего еще? Жениться больше не думал, на кой черт. И вдруг — бац! Приезжает после училища заведующая клубом. Маленькая, невзрачненькая — полная противоположность первой, это меня и подкупило. Родители — местные учителя, люди вроде бы уважаемые. Ну, думаю, попал в десятку.

Поезд загрохотал по мосту, и тут же пронесся встречный. Чухин что-то крикнул, но Ильин не расслышал. Пришлось переждать.