Валерий Приемыхов - Милый, дорогой, любимый, единственный…

— Ну? — сказал он.

— Боюсь, — она зябко поежилась.

Вадим вздохнул, вышел из машины. Они вошли в подъезд вместе. Ксения позвонила в квартиру, выглянула ее подружка. Они с Вадимом узнали друг друга, взаимно поняли, что друзьями им не быть никогда, отвернулись. Ксения пошепталась с ней. Подружка скрылась.

— Жена с ребенком в больнице… Из-за меня.

— Муж-то остался?

— Я боюсь, — прошептала она.

— Квартира?

— Шестнадцать.

Они поднялись на этаж.

— Звони! — сказал Вадим.

Дверь отворилась сразу, будто их ждали. Здоровый парень в той же спортивной форме, что и три часа назад, появился в дверях. Ксения не успела и рта раскрыть, парень отбросил ее в сторону, кинулся на Вадима.

— Гад! — зарычал он, бил его с двух рук, остервенело, беспорядочно, сильно. — Ребенка, гады! Ребенка?

Ксения цеплялась за него, он откидывал ее свободной рукой.

— Это не он! Он не виноват!.. Он не виноват!!! — голосила она по-бабьи.

Вадим пытался увернуться от разъяренного парня, неудачно встал спиной к лестнице, пропустил удар и покатился по ступеням. Ксения бросилась за ним.

— Не надо! Не надо! — умоляюще просила она парня. Захлопнулась дверь. Ксения опустилась на колени перед Вадимом. Он сидел на полу, качался от боли, придерживая левое плечо.

— Вадик, Вадик, миленький…

— Только спокойно, — пробормотал он, сплюнул тягучий комок слизи, отер губы, ладонь покраснела от крови. — Только спокойно. Не реветь!..

Опираясь на ее плечо, поднялся.

Внизу у машины спросил:

— Машину сможешь вести? Я спрашиваю, можешь? Учил же тебя этот… неповторимый?

Водила она очень плохо, и правая рука его для страховки лежала на рулевом колесе.

— Переключись, — говорил он. — Тормоз… Так…

Остановились у ресторана, он вытащил деньги.

— Чего-нибудь… Денег не жалей… Конфеты, фрукты…

Она замотала головой.

— Я никуда не пойду. Я не пойду к ней… Я не должна…

— Кому сказал! — закричал Вадим. — Я кому говорю?!

Смотрел ей в спину, пока она не скрылась за тяжелыми дверями.

И опять она сидела за рулем, и машина неторопливо, дерганно подкатила к больнице. Ксения не хотела выходить. Он обошел машину, вытащил ее на улицу, наклонился, достал большой бумажный кулек из ресторана, сунул ей в руки, взял крепко под локоть и повел ко входу.

— Пусть меня лучше судят… Я должна… Пусть меня бьют… Может, я хочу, чтоб меня судили…

Вадим молча втащил ее в вестибюль.

— Уже поздно, — ухватилась она за возможность ничего не делать, — не пустят.

— Везде люди, — сказал он. — Стой здесь.

Толкнул дверь в кабинет дежурного врача.

Вадим вернулся через десять минут, подозвал ее, сказал быстро:

— Зайдешь — заплачешь, встанешь на колени. Не уйдешь, пока она тебя не простит. Не вздумай меня обманывать…

Показался дежурный врач — молодой высокий парень с жесткими черными волосами, торчащими из-под тесного колпака. Он молча, отстраненно, как на бабочку под стеклом, смотрел на Ксению.

— Она? — спросил он.

Вадим кивнул, подтолкнул к нему Ксению. Доктор пропустил ее вперед, на лестницу. Она поднималась по лестнице, два раза оглянулась на Вадима за поддержкой и силой.

Врач оставил ее в холле с люстрой, светившей по-ночному одним тусклым рожком.

— Если только она захочет, — сказал уходя.

Она никак не ответила, но старалась держаться достойно под снисходительным взглядом врача.

— Я, думаю, не захочет, — добавил он.

Ксения осталась одна. Мгновение стояла с опущенной головой, обвисшими плечами, выдохнула будто перед выходом на помост к зрителям. Разошлась бумага на пакете с дарами, и на пол упал апельсин, она присела поднять, упал другой. Ксения заторопилась, и на под посыпались конфеты, шоколад. Она встала на колени. Свернуть пакет не получилось, расстелила бумагу, торопливо собирала гостинцы, два апельсина откатились под кресла. Не поднимаясь с колен, она добралась до них.

Женщина в халате быстро шла по больничному коридору, врач спешил за ней.

— Где она? — говорила женщина. — Она сбежала, конечно, поганка… Нельзя было ее отпускать…

— Только без крика, пожалуйста, — попросил врач. — Меньше эмоций…

— Где она? — женщина оглядела полутемный холл.

Ксения медленно поднялась с колен, неловко держала бумагу. На ней лежали фрукты и сласти.

— Извините меня, пожалуйста, — сказала Ксения, с ужасом глядя на женщину.

— Сколько раз она описалась?

Ксения растерялась, думала, ослышалась.

— Ты покормила ее хоть раз?

— Я?..

— Идиотка! Ты Машеньку кормила?

Ксения уразумела, обрадовалась повороту разговора.

— Два раза, молоком…

— Кипятила?

— Да.

— Ты не ударила ее, вспомни, случайно?

— Нет, нет…

— Почему у нее глазки припухли?

Доктор стоял, привалясь к стене плечом, руки в карманах халата, наблюдал разговор, женщина обратилась к нему:

— У нее глазки припухли…

— Не волнуйтесь, мамаша, — больничным тоном сказал он, и сухо Ксении: — Выкладывайте, что вы хотели… Поздно… мамаше волноваться вредно, у нее молоко пропало… Говорите.

У Ксении опять упал апельсин. Она стала подбирать, залепетала:

— От вас зависит… Я не хотела, честное слово. Я не знала, что так получится. Поймите меня, как женщина… Я любила…

— Собачьи свадьбы, — сказала женщина. — У меня девчонка хоть кашлянет… Если только!

— Я вас навещать буду. Все, что хотите. Мне восемнадцать лет. Хотите, я перед вами на колени встану? Давайте по-хорошему… Я заслужу, я оправдаю, я искуплю.

Женщина неожиданно заплакала, смазывая слезы широкой ладонью, сухой, блестящей. Шептала:

— Сволочь гладкая! Надо же, какая сволочь!..

Ксения пошла к лестнице. Оставила нелепый пакет в углу верхней ступени. Спускалась все быстрее, быстрее. Апельсин лениво катил за ней, дрябло подпрыгивая на ступеньках. Ксения — бегом — промахнула последний пролет, кинулась к двери.

Сестра помогла Вадиму надеть пиджак. Он крякнул, неловко повернув ушибленную руку.

— Завтра сходите на рентген, — сказала сестра. — Давайте подвесим руку, я аккуратненько сделаю…

— Ладно, — отмахнулся он, — спасибо и так…

В вестибюле никого не было. Вадим потрогал свежий пластырь на лице, нетерпеливо глянул в сторону лестницы.

Врач спускался по ней.

— Вы еще здесь? — удивился он. — Заберет она заявление. Я думаю, заберет. Зря ваша убежала.

— Ксения?! Черт бы ее побрал!

Вадим сник. Отвернулся от внимательного доктора.

— Вы действительно ей никто? — спросил доктор.

— Я — Ванек, крайний… Не понимаешь? Кругом все рушится, валится, помочь некому, потому что одному не положено, как тебе, другой хромой, третий сопливый, у всех дети! Вот тут находится Ванек. Он пашет, а все стоят и ржут — нашли дурака… Но это пока самих не прихватит. Тут сразу бегут: «Ваня, помоги, ведь ты такой хороший человек, а то у нас радикулит и времени нету», — Вадим хохотнул, сказал в пустоту: — Эх, вы! Черти…