Валерий Приемыхов - Милый, дорогой, любимый, единственный…

Она покорно молчала.

— Сейчас выскочим на Ленинградский, пересядешь в аэропорт.

Пассажирка смотрела на него непонимающе. Кажется, она надеялась доехать с ним до нужного места и собиралась с совестью попросить «прокатиться» лишних сто километров.

— Я не могу, — на всякий случай предупредил он.

Он выговорил это твердо и почувствовал себя человеком, у которого впереди нормальный, без неожиданностей и тряски субботний вечер.

— Не надо выезжать на проспект.

Он пожал плечами.

— А куда?

— Все равно. Где остановитесь, там и сойду.

Вадиму эта история дальше-больше становилась совершенно лишней.

— Слушай, — сказал он, чтоб не мучаться потом, проявляя человечность и сочувствие. — Я занят сегодня, в гости навострился к одному там… так что на меня особенно не рассчитывай.

Он притормозил у перекрестка, показал поворот.

— Можно не ехать по этой улице? — попросила она.

«Эта» была освещена, многолюдна и широка.

— Можно.

Он включил поворот.

— Чем тебе эта улица не нравится?

— Так.

«Не так!» — подумал Вадим, и захотелось ему с нечеловеческой скоростью домчать ее куда-нибудь, а самому посидеть с нормальными людьми.

— Я, кажется, ничего не украл, чтоб светлых улиц бояться.

Ее не волновали чужие горести. Пассажирка напряженно размышляла, длинными пальцами трепала губы, прошептала что-то неслышное. Он не сообразил, зачем она наклонилась, показалось — прислушивается к дыханию ребенка. А девочка вытащила серьги из ушей, протянула блестящие комочки на ладони.

— Это золотые, — сказала она. — Довезите в аэропорт, пожалуйста.

Хорошо, у него был документ. Вадим достал из кармана, показал ей бумагу.

— Это доверенность, — пояснил ей, — то есть машина не моя, а друга. Он ждет уже, я и так опоздал.

Рука ее бессильно упала.

— Денег нет? — спросил он. — Ты к таксистам подойди.

Она отрицательно повела головой.

— Что он обо мне подумает, таксист?

— А что я о тебе подумаю, тебя не интересует?

— Ну-у… вы…

Отказ стер последние ее надежды, она погасла, усмехнулась странно.

— Все. Мне крышка. Глупо как!

— Все будет хорошо, — успокоил он.

— Естественно!

Незнакомка хихикнула, вытерла слезу со щеки. Неожиданно на дорогу перед машиной выскочил человек, замахал руками.

— Не останавливайтесь!

Она вцепилась в его плечо, и Вадим чуть не въехал в газон.

— Фу-у-у… — сказал он, — с тобой, тетка, не соскучишься. Честное слово!

Сева Сычев открыл дверцу.

— Ты даешь! На час опоздал! Вера! — крикнул он в темноту. — Не ожидал от тебя. В следующий раз буду умнее.

— Забери ты свою мыльницу! Что орать-то? Я нарочно?!

Севка забрал ключи.

— Мне нравится, — сказал он, — я на морозе жду свою собственную машину! Разве я не прав, Галя?

Он не хотел ссоры и обратился за помощью к даме. Тихонько захныкал ребенок. Севка понял, что Галя — не Галя, присвистнул, потер руки и уморительно посмотрел на Вадима. Пассажирка открыла дверь и выбралась из машины.

— Вадим! — появилась Верка. — У меня зубы друг на дружку не попадают! Надо же иметь все-таки!.. А это кто? — Она недоуменно посмотрела на худую незнакомку, услышала беспомощное ребячье хныканье. — Маленький!..

Вера смотрела на мужчин, ждала объяснений.

— Я посторонняя, — сказала пассажирка.

Вера деловито потрогала ребячье одеяло.

— Он у вас мокренький. Холодно…

Помолчали.

— Так вы… — потянул Севка, хохотнул, — вы с нами, ребята?

— Я один еду, — сказал Вадим.

Незнакомка оглядывалась в чужом месте.

— Милиция далеко? — спросила она.

Севка хмыкнул, посмотрел на Вадима, пожал плечами.

— Метров сто. Можем довезти.

Верка прокрутила в уме трогательную бабью историю, бросилась делать добро.

— Вот вам ключ от квартиры, ребята, посидите, погрейтесь, а мы отметимся в гостях и обратно… В шкафу старые простыни на пеленки, молоко в холодильнике.

— Выпивки захватим, — сказал Севка, — у нас переночевать можно. А что?!

— Идиоты! — не выдержал Вадим. — Она на мужа идет в милицию заявлять, а я ее просто подбросил.

— Другое дело, — сообразил Севка.

Но Вера полагалась на свое первое впечатление и не слушала разговоров.

— Ей ребенка перепеленать надо?!

Мужчины разом пожали плечами.

— Хорошо, — начала Верка беспроигрышный вариант. — Поезжайте, пейте, а я останусь. Я так не могу…

— Ну уж нет, — заволновался Севка, повернулся к Вадиму. — Ты, брат, заварил кашу, ты и это… сам.

Пассажирка заплакала.

— Перестань реветь! — разозлился Вадим. — Вы — езжайте…

Взял ключ у Веры.

— Пойми, дед, — начал Севка.

— Вали, вали! — сказал Вадим. — Все нормально. Давайте!.. Пошли, — сказал девушке, и они пошли.

Вера неторопливо устроилась на первом сиденье, Севка тронул, поглядывая в зеркало.

— Идут вместе. А она ничего — борзая… Видела, как она на меня посмотрела?

— Ничего не рассказывал? — спросила Верка. — Он же вроде с Галькой гуляет…

— Мало ли что?!

Вадим хмуро топал к Севкиному дому, пассажирка спешила за ним.

— Вам очень надо было? — робко спросила она.

— Не очень.

— Мне в порядок себя привести, куда я такая? И ребенка… Я мигом, не сердитесь, ладно?

— Не повезет, так не повезет. Кто у тебя?

— Ребенок? — переспросила она. — Мальчик. Зовут Саша.

Уже у подъезда она расхрабрилась совсем.

— Можно мне позвонить?

Вадим пожал плечами. Она передала ему ребенка, вошла в автомат, сняла трубку, не набирая номера, просительно на Вадима посмотрела.

— Мне, знаешь, не очень интересно, что ты там говорить будешь, — сказал он и отошел на приличное расстояние.

Девушка мгновение собиралась для нужного звонка, решительно коснулась пальцами номерного диска.

— Что, Саша? — спросил Вадим у спящего, молчаливого пацана. — Вот такое счастливое детство. Держись, дальше хуже будет.

Разговор у нее получился короткий и, наверное, окончательно неприятный.

— Все сказала! — подошла она, спросила отчаянно-весело: — Куда идти?

— Мужик твой не больно ударился? — спросил он.

— Мужик? — не поняла она. — А-а-а! Не знаю. Я звонила в милицию.

— Не дело, — сказал Вадим, — заявлять надо лично. Прям они сейчас попрутся его забирать… Надо самой идти, а еще лучше с ребенком.

— Как вас зовут? — спросила она, уводя разговор от неприятного.

— Вадим.

— Меня — Ксения, — сказала она.

Остановился лифт на площадке Севкиного этажа.

— Вот и серьги твои целы будут, — сказал он.

— Я свою жизнь погубила, — ответила она. — А ты — серьги!

Телефонный звонок придал ей бодрости. А у Вадима хоть и пропал занудный страх перед ее неожиданными истериками, но вместе ушла и уверенность в своей оценке чужой примитивной истории.