Владимир Глушаков - Цветение калины

Откровение хомутчицы не вызвало ответного откровения у Сергея, наоборот — разочарование в себе: в минуту собственной слабости он попытался найти утешение… Разве не смешно?

Однако Сергею было не до смеха, — его оскорбляло в душе то обстоятельство, что даже теперь, у табельной, когда женщины-гальваники разговаривали о разных пустяках, получалось так, что хомутчица по-прежнему оставалась одна против всех.

— А пойдешь на пенсию — думаешь, дома будешь сидеть? — наседала на нее маленькая смуглая женщина в черной цигейковой шубе, с большими сверкающими серьгами в ушах.

— Буду! — упрямо мотнув закутанной в теплый платок головой, отзывалась хомутчица.

— А сынам помогать треба?! — не унималась цыгановатая вредная бабенка.

— Никогда! Сами будут на себя зарабатывать — для того учу! — на лице хомутчицы проступили красноватые пятна.

— Да неужель — невесткам не кинешь по отрезу?..

— Ну их к…! — пронзительно вскрикивала выведенная из себя женщина, звучно плевала под ноги, а никуда не годные нервы уже трясли ее лицо и руки. У табельной дружно подлетал смачный гогот, причем дурацкий, язвительный смех, самым непочтительным образом разделяя всех и одну, как гром обрушивался на голову бедной хомутчицы.

«Знает ли муж этой женщины, что ей невыносимо тяжело на этой работе — в этой каменной конуре, куда она заперта ста пятьюдесятью рублями? Но еще отвратительнее то, — думал Сергей, — что ее муж, электрик по профессии, где-нибудь за кружкой пива в дивном павильончике, наверно, не раз похвалялся случайному дружку, что его законная выгоняет не меньше его, а в другой месяц и больше…»

Завернув назавтра в хомутное отделение, словно ему уже нужно было туда по неотложному делу, Сергей застал Клавдию (так звали хомутчицу) не на ее привычном месте — за железным столиком, заваленным заготовками, а на скамейке в углу, где вчера сидел он. Лицо хомутчицы было мертвенно-бледно и запрокинуто слегка назад. Не привставая, она слабо повернула голову в его сторону и, открыв глаза шире, поворочала нездоровыми желтоватыми белками, тяжело вздохнула.

Сергей осторожно присел рядом. Молчание гнетуще подействовало на него, и он уже хотел предложить ей сходить в медпункт, как в боковушку вошли женщины-гальваники: одна торопливо дожевывала кусок пирожного, слушая с неослабеваемым вниманием, о чем рассказывала подруга; обе, налитые краской, как большие помидоры, всплескивали руками и приседали от хохота. Завидев Клавдию с запрокинутым назад белым лицом, они по инерции попробовали шутить с ней. Сергею показалось, что хомутчица вот-вот расплачется…

— Совесть-то у вас имеется? Не видите — плохо человеку! — вскипел он.

Женщины смутились: молча, с виноватыми улыбками, переглянулись.

— Господи! Да уйди хоть ты отсюда! Горе луковое… — и сердцах ойкнула Клавдия, поднимаясь со скамейки и обжигая Сергея сбоку желчным взглядом.

Он, как ошпаренный, выскочил из хомутного отделения. Минут через десять вышли и женщины: одна под руку повела Клавдию в медпункт, другая, насмешливо покосившись на Сергея, прошла мимо электрокара.

Сергей, с подпорченным настроением уже до смены, просидел на электрокаре, наверное, долго. Словно выключившись на это время из привычного ритма цеховой жизни, он забыл, куда ему надо ехать… Подняв голову, неожиданно увидел Ивана. Тот, словно в замедленной съемке, приближался к тележке, ведя в воздухе кран-балку, привычно удерживая одной рукой цепи с крюками, другой — гриф рукоятки. Странно, что Иван шел но центральному пролету без шапки, какой-то незнакомый и постаревший, прижимаясь небритой щекой к массивному металлическому крюку…

«Что же происходит? Неужели все они, кого я успел за это время узнать — несчастный Вадим Бонифатович, лаборантка Галя, Василевич, инженеры-отставники, Чуприс, хомутчица Клавдия — по-своему одиноки и беззащитны? Полно, я будто заранее хороню их всех! Просто у меня неважнецкое настроение… Что изменилось с тех пор, как убрали из корпуса Косого и Кореня? Ничего. Как ничего не поменялось в отделе Василевича после моего ухода в грузчики… Тогда зачем было городить забор?.. Вообще, зачем я тут?»

Вынырнув из-за печи, к тележке мелкими шажками зачастил мастер, энергично делая отмашку короткими руками.

— Сидим, да? — Он быстренько глянул на ручные дамские часики. — Скоро час, между прочим, как должны быть в работе. Где Иван? — Недовольный взгляд мастера уперся в только что вынутую из печи, еще не успевшую остыть бадейку с закаленным толкателем.

— Толкатель? Он же, Иван говорил, аварийный… — Схватив попавшиеся под руки замасленные спецовки, мастер схватился за дужку восьмидесятикилограммовой бадейки. — Ну-ка, помоги! — зыркнул он на Сергея.

— Зачем надрываешься? — деревянным голосом произнес Сергей. — Не видишь, балка на подходе?

— Что — килу боишься заработать? — в том же положении — держась обеими руками за дужку бадейки, — сверлил Сергея снизу крохотными буравчиками глаз красный от натуги мастер.

— А тебе, вижу, поразмяться захотелось? Жирок растрясти, да? — Сергей оставил электрокар, спокойно наблюдая за раскоряченным над бадейкой мастером. — Чего зыркаешь исподлобья? Или выговор влепили?

— А ты чего скалишься? — пырснул слюной мастер. — Мне, чтобы обучить двух грузчиков, — полгода мало, понял?

— Косого жалко?

— Косой и Корень работали не хуже других, пока тобой тут не запахло… Благородство выказал, бдительность проявил!.. И откуда ты такой взялся?! Из колхоза «Чырвонае дышла»? Не жалеешь, что уехал?

— Жалею, морду тебе не намылил вовремя — помнишь? — когда пацана с жестянкой гонял на автоматный за болтом.

Мастер медленно разогнулся, сделал два шажка назад, растерянно поморгал налитыми кровью глазками.

— Так-то мы работаем, студент? Еще и угрожаешь?.. Завтра напишу докладную начальнику!

— Так не теряй зря времени.

— Думаешь, за широкими плечами брата и на этот раз схоронишься?

— Ничего я не думаю… — Сергей спокойно выдержал залютевший взгляд мастера. — А работать с тобой не буду ни при какой погоде, это точно.

После смены Сергей допоздна бродил по наполненному радостным гудом городу. Подошел к Вериному дому. У подъезда, закутавшись в пуховый платок, будто кого-то поджидала Вера.

— Ты чего тут? — удивился Сергей, осторожно трогая ее озябшие руки, затем поднес пальцы-ледяшки к губам и подышал на них, внимательно заглядывая ей в глаза.

— Тамара обещалась заглянуть. Я Тарасика уложила, а сама вот стою… Ты чего не в общежитии? Или опять неприятности?

— Разодрался вдрызг с начальством.

— Что — серьезно?

— Полная ясность, — махнул рукой Сергей. — Впрочем, все шло к тому.