Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

«Между прочим, — читаю я, — недавно обнаруженные на Марсе русла, которые, вероятнее всего, были образованы бурными потоками воды в сравнительно недалеком прошлом (несколько десятков миллионов лет назад), приводят ученых к мысли о нескольких стационарных состояниях Марса, одним из которых могла быть плотная атмосфера и обилие влаги на поверхности. Теперь, как известно, Марс представляет собой пустыню, в которой временами свирепствуют пылевые бури. Нельзя исключать аналогичного будущего для Земли, если она всецело будет предоставлена в распоряжение стихийных сил».

Река Ниргал, река Ниргал… Марсианская великая река… Неужели мы никогда не узнаем, как называли ее марсиане? И узнает ли кто-нибудь и когда-нибудь, что эту реку, несущую теплоходы, плоты и нашу легкую спешащую к Утесу Свиданий лодку, называли земляне Волгой…

Другого берега почти не было видно. Где-то в затуманенной дали, куда едва достигал взгляд, скользя по голубой, чуть шероховатой глади, миражно маячили высотные дома величиной со спичечный коробок: левее вода сливалась с небом, и только справа крутой, поросший сосняком и корявыми дубками берег обозначал своим изъеденным волнами обрывом старое русло. Да, теперь это называлось морем, и зрительная намять, впитавшая сверкающую голубизну черноморских просторов, сталистый отблеск балтийского мелководья, ревниво сравнивала, перебирала, как цветные открытки, живописнейшие пейзажи приморских берегов, чтобы убедиться в том, что все это правда — на том месте, где когда-то зеленели заливные луга, где шумела золотым пожаром пшеница, где дымили трубами деревеньки, остановленная плотиной река выплеснула, разлила по округе море.

Здесь все-все было точно таким же, как на давно облюбованных и обжитых людьми курортных берегах Сочи или Дзинтари: уставленные лавочками тропки, затейливо извиваясь между клумб, выводили к пляжу или лодочной станции. Под цветастыми зонтами, а то и прямо на топчанах под солнышком веселый табор отдыхающих предавался такому же сладостному безделью, как за тысячу верст отсюда. Неприступный служитель пляжа в крахмальном халате аккуратно через каждые два часа выводил мелком на дощечке температуру воздуха и воды. Транзисторы, перебивая друг друга, извергали несусветную музыку. И, словно сошедшие с чулочных пакетов, длинноногие красавицы, родные сестры обитательниц пляжей всех частей света, соперничали шоколадностью загара. Купальщиков, правда, было маловато.

Нет, передо мной, впитывая небесную синеву, расстилалось действительно море — с полумесяцем наполненного ветром паруса, с ослепительным высверком зайчика на прибрежной волне; только дышал этот сизый простор каким-то другим, несвойственным обычному морю дыханием — в веянии влаги слышались запахи земли, цветочного настоя скошенных августовских трав, перезрелой полыни, чуть-чуть подопревших листьев осины и дуба. Этому морю словно бы недоставало привычных пальм или дюн, но в том-то и заключалась его прелесть, необычность, сказочность, ибо это было море реки, море суши, море пресной воды.

Постояв на обрывистом берегу, подышав терпковатой влажной свежестью, я вернулся в санаторную палату с нетерпеливым желанием поскорее разобрать вещи и снова идти к морю уже затем, чтобы начать наконец в его водах отпуск. Мой сосед, которого я видел впервые, уже слегка подрумянивший на местном солнце щеки и нос, с видом хозяина комнаты указал мне на кровать, тумбочку и уткнулся в чтение. Завал книг и журналов на столе свидетельствовал о молчаливой сосредоточенности моего будущего на весь отпуск спутника, а это сулило уже немалые удобства и преимущества.

— Что же вы не на море? — спросил я соседа с нескрытой веселой укоризной, имея в виду исключительно благоприятную для купания и загара погоду: не по-августовскому яркое солнце палило даже сквозь плотно задернутые шторы.

Он хмыкнул себе под нос, поднял кроткие голубенькие глазки и ответил уклончиво, все еще пребывая во власти читаемого:

— А что там делать, на море-то? По мне лучше бассейн. Да и книженция не отпускает… Я вам скажу, весьма занимательная вещь. Прогноз нашего планетного будущего. Вы верите в наличие звездных цивилизаций?

Вопрос показался мне настолько неожиданным и несуразным, что я не нашелся, что ответить. Но тут же понял, что мой сосед и не очень-то хотел знать мое мнение, наверное, ему важнее было сейчас высказаться на эту тему самому. В его голубеньких глазках мелькнуло что-то дерзкое.

— Видите ли… — начал сосед, и по раздумчиво-философскому, неспешному тону, с каким он произнес эти слова, я понял, что мне уже не избежать целой лекции. Я взялся на всякий случай за дверную ручку, чтобы показать, что тороплюсь. В другой руке я уже держал сумку с полотенцем. — Я вас провожу, — поспешно сказал сосед. — И начинать лучше не с купания… Мой совет — начните с лодки. Хотите вместе? Пойдемте, пойдемте. Я вас провожу.

Наверное, мой глупый, растерянный вид вооружал его все больше и больше. Я сдался и зашагал пленником.

— Видите ли, — продолжал как ни в чем не бывало прерванную мысль сосед, когда мы вышли на асфальтовую, нырнувшую в молодой дубняк тропку, — время нашего наблюдения отдельных эволюционизирующих объектов космоса, я имею в виду галактики, звезды, туманности, ничтожно мало по сравнению со временем их существования… Да и число наблюдений недостаточно для выведения статистических закономерностей… А нам хочется, очень хочется удовлетворить свой человеческий инстинкт познания и преобразования мира. И вот, сделав несколько совсем детских шагов по вселенной, мы ищем братьев. Их почему-то называют братьями по разуму. Но ведь они, я имею в виду инопланетян, могут отличаться от нас…

Я понимал, о чем он говорит, признаться, и сам был грешен — особенно в последнее время интересовался этой фантастической реальностью встречи с инопланетным разумом. Ну если пока не встречи, то уж контактов вполне возможных. Но открой я сейчас ему свое тайное влечение, поддержи хоть намеком интереса беседу — и, обретя наконец сочувствующего, он не даст ни минуты покоя. «Пусть выговорится, — подумал я, — а там будет видно, в конце концов это все небезынтересно».

— Вот здесь… — И сосед постучал по книжке, которую нес, заложив между страниц палец. — Вот здесь говорится, что первая трудность контактов между разумными мирами — фантастическая их удаленность друг от друга…

Он остановился, придержав за локоть и меня и как бы подчеркивая этой паузой, остановкой значимость того, что должен высказать. В голубеньких глазках опять мелькнуло уже знакомое мне выражение неизъяснимой дерзкой мечтательности.