Виктор Степанов - Серп Земли. Баллада о вечном древе

Звезды, казалось, сочились светом. Они так крупны, что до них хотелось дотронуться, даже самые мелкие были совсем низко — только дотянись и сорвешь, но самым удивительным было то, что в этом сиявшем сверху океане звезд угадывалась какая-то осмысленность, словно бы вырисовывались узоры, какие-то рисунки и письмена, которые зажглись для того, чтобы их прочитали.

Не без бахвальства, мысленно проведя прямую от Полярной звезды и дальше, показал он родителям на Кассиопею — несколько ярких звездочек, как бы присыпанных поземкой Млечного Пути. Тут же представилось интересным рассказать о мифе, связанном с этим созвездием. Считается, что оно изображает либо саму царицу, либо ее трон. Потом он отыскал еще три знакомых созвездия, отмеченных преданиями, и их героиней тоже была Кассиопея. Да, да, та самая красавица, что разгневала морских нимф, в ревности к неописуемой ее красоте уговоривших бога моря Посейдона наслать морское чудовище Кита. И вот тут-то и показала Кассиопея свое истинное лицо. И ее муженек Цефей — вот он рядышком мерцает — тоже оказался хорош. Чтобы умилостивить Кита, они решили принести ему в жертву свою дочь Андромеду и велели приковать ее цепями к скале. Если бы не Персей, который убил Кита, не видать бы нам больше Андромеды. А то вон сияет себе, радуется вместе со своим избавителем, со своим нареченным…

И он тянулся, показывал на три яркие звезды, образующие как бы талию Андромеды…

— Придумаешь тоже, — покачала мать головой.

А он, подбадриваемый их интересом и каким-то очень послушным слежением обоих за его рукой, торопливо начал рассказывать то, что знал об Андромеде, такой же галактике, как и наша, гигантском скопище миллиардов звезд, удаленных от нас на полтора миллиона световых лет. Где-то там, в едва заметной россыпи, миллионы таких же, как наше, солнц, и где-то там, в немыслимом далеке, быть может, такая же, микроскопически невидимая, кружится Земля.

— Трудно себе представить, — промолвил отец, — такие расстояния…

Мать учтиво помалкивала, поглядывая на звезды, как показалось, с остывающим уже любопытством. Нет, она сейчас, наверное, думала совсем о другом, не имеющем отношения ни к Возничему, ни к Близнецам, которые он с видом ученого сына открывал и открывал непросвещенному в отношении созвездий их взору.

— А ведь у меня, сынок, была своя звездочка, — вдруг осторожно перебила мать и повернулась к отцу. — Помнишь, в Иванове над прудами всходила?

— Ну как же не помнить, — смягченным голосом отозвался отец. — Только вот как зовут ее, честное слово, не знаю.

— Зо́рница, — сказала мать, — от стариков пошло, так и звали — зо́рница.

И, улыбнувшись чему-то очень далекому и радостному, отец пояснил:

— Мы по этой самой зо́рнице, как по часам, жили. Часов-то наручных не было. Бывало, как зо́рница взойдет над барским прудом, так, значит…

— Это не зо́рница, — осененный догадкой, тут же поправил он отца, — это Венера — самая яркая из планет. Появляется на западе и светит не своим, а отраженным светом Солнца.

И опять, уверенный, что его с вниманием слушают, он начал рассказывать о планетах, которые видны отсюда крохотными звездочками, о звездах, которые живут миллиарды лет и которые вспыхивают и сгорают в мгновенья. Знают ли они, что такое пульсары, что такое пульсары рентгеновские и откуда черпают эти источники колоссальную энергию излучения? Известно ли им, что основным условием превращения нормальной звезды в нейтронную считается полное затухание в ней ядерных реакций? Конечно, все это гипотезы, предположения. Но вот в созвездии Геркулеса обнаружено целое скопление мерцающих точек. Как будто вспыхнул фейерверк, рассыпался искрами и вдруг почему-то остановился, застыл и неподвижно повис в пространстве. Представьте себе салют, который вдруг замер, замерз в небе. Но это не салют, а гигантский рой звезд, из которых мы видим лишь ярчайшие. Сгущаясь к центру шара, они сливаются воедино и испускают сплошное сияние. Таких шаровых скоплений в нашей Галактике насчитывается немногим более двухсот. Примерно столько же открыто и рентгеновских источников. Что это — случайное совпадение? Нет-нет, звезды не просто светят. Они живут и умирают. И вот то туманное пятнышко не что иное, как мощнейший космический взрыв с температурой в десятки и сотни миллионов градусов. Вот оно что такое, звездное небо…

— Трудно себе представить, — опять повторил отец. И по тому, как он произнес эту фразу, стало ясно, что астрономическая лекция хоть и интересна, а как-то… не к месту. Уж очень далека и малопонятна даже ученым астрономам эта звездная жизнь, творимая по законам не разгаданных пока тайн.

Что-то словно отдалило, отчуждило их от звездного неба. Наступившее молчание прервала мать.

— Сынок, — спросила она, все еще пребывая в каких-то очень дорогих ей воспоминаниях, — а где же наша-то зо́рница, которая Венера?

Он обернулся к западу — Венера должна была взойти лишь под утро.

— Ну пусть себе отдыхает, — как о живом существе, сказала о Венере мать и добавила уже в связи только со своими мыслями: — У каждого своя зо́рница…

И уже всю обратную дорогу к дому, который светился вдалеке сквозь деревья желтыми теплыми огнями, они вспоминали свою деревеньку на взгорке, ракиты над барским прудом, звон кос по росным заливным лугам, умалчивая, конечно, о самом заветном, что назначалось под голубою зо́рницей.

— А где вы впервые увиделись, ну в самый-самый первый раз? — спросил он почему-то отца.

— В клубе, — ответил тот после недолгого молчания. — Я увидел твою маму в клубе на сеансе кино. Сидел в седьмом ряду, а она в третьем, чуть сбоку. Сбоку ее и разглядывал — черненькую такую, с черными глазами… В тот же вечер и узнал, что звалась она Татьяной…

«Звезды рождаются и умирают, — подумал он тогда. — Но они, эти самые родные на свете люди, и есть мои звезды. И почему я должен был появиться от любви именно этих двоих, в той самой деревушке под голубой зо́рницей? И когда был определен этот час, час моего рождения на белом свете, — не в тот ли вечер в трепетном, устремленном на еще незнакомую девушку взгляде?

Звезды рождаются и умирают в небе. Но разве в них, самых близких и самых родных на свете, уже состарившихся людях, — разве не было в них чего-то ощутимо родственного с горевшими в небе звездами?»

— А вот была тогда в ходу приметка, — вспомнила, невидимо улыбаясь, мать. — В какой стороне в святки звезда упадет, в той стороне и жених…

— И с какой же стороны ты, батя, пришел?

— Выходит, с той, откуда зо́рница, — ответил отец, тоже улыбаясь.

Лес снова простирался над ними ветвистой корявой крышей, сквозь которую, как в дыры, проглядывали редкие звезды.