Юрий Шевченко - Эворон

— А здесь сидеть — мое?

— А как же! Полугодие на носу, забыл? Шурочку, что ли, — он кивнул в сторону плановички, — посадить за баланс?

— Экономистов сейчас, Иван Семеныч, пруд пруди, вы же знаете.

— Не ожидал, Сережа, таких фокусов, вот это я знаю. У тебя диплом есть?

— Ну…

— Что в нем написано? То-то. Работаешь по специальности. А там? Знаю я новостройки, бывал… Погоди, дома поговорим!

Шурочка почувствовала при последних словах, что она здесь лишняя и поспешила назад в свою клетушку. Кочетовкин добавил, когда она затворила дверь:

— Срываться заставляешь меня при посторонних, голос повышать…

Неверов поднялся, переступил с ноги на ногу.

— Так я пойду?.. И не в толкачах тут дело, батя, есть другая причина.

— Какая же?

— Еще надо проверить. Скажу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сергей и сам не мог себе объяснить, как все вышло.

Началось безобидно. Попал с цеховыми станочниками, с бывшей своей бригадой, в горком комсомола, где формировался отряд для поездки на Дальний Восток, на строительство нового города в тайге и металлургического комбината. Пошел за компанию, по старой памяти и привычке держаться табуном. Все еще скучал по станку, по ребятам, хотя появилась в отношениях со станочниками неприятная ему натянутость.

Он старался не замечать ее.

В горкоме двое парней из Хабаровска, те самые, которых Иван Семеныч назвал толкачами, читали вслух выдержки из «Комсомольской правды» про объемы и размах далекой стройки. Желающих поехать оказалось не так уж мало, но заводу определили небольшую цифру — пять человек: завод сам строился. Записались Горошек и Греков.

Сережа слушал просто из любопытства. К нему этот разговор, само собой, не относился. От добра добра не ищут, говорят опытные люди, а Неверова в последнее время многие уже полагали таковым (ребята из бригады — в особенности). И даже сам Кочетовкин.

Полагали — жизнь его после защиты диплома устремилась круто по восходящей. Но то не жизнь, а добрый и справедливый Иван Семенович подтолкнул его в застекленную клетушку рядом со своим кабинетом. Формально все тут было правильно и по совести. Молодой специалист, выпускник финансово-экономического вуза, навел в доверенном ему бумажном хозяйстве образцовый порядок, и зависть нескольких женщин из бюро труда и зарплаты, годами высиживающих право занять пост старшего экономиста, скоро иссякла сама собой.

Он так подошел к своей новой должности и профессии, что Шурочка, соседка по рабочему месту, преподнесла ему на день рождения черепаховую оправу для очков.

— Да у меня нормальное зрение, — смущенно сказал Неверов, принимая подарок.

— Ничего, можно простые стекла вставить, — утешила его симпатичная плановичка. — Вас, слышала по секрету, собираются выдвигать на начальника бюро? Куда же на такую должность при детской физиономии, простите меня. Носите, Сергей Павлович, привыкайте…

Само рабочее место Неверова теперь находилось на возвышении, к его кабинету вела специальная металлическая лесенка. При желании можно было отодвинуть шелковую занавеску на окне и окинуть взглядом весь цех — прямоугольные массивы станков, разделенные проходами. Увидеть снующий под сводами мостовой кран, слева — новую поточную линию во всей ее необычной для него перспективе, фигурки людей в спецовках и халатах, можно было рассмотреть, прищурившись, и свой станок на четвертом участке.

Мог ли взять батя в толк, что ему хотелось назад? Сережа и не пытался объяснять…

В одном он уверился: отсюда, из застекленной клетушки, перспектива на самом деле менялась. И прожитое в цехе казалось не таким уж ясным.

Сказать это Ивану Семеновичу? Да он засмеет! Ибо ничего не было плохого в его новой жизни — в троллейбусе, полупустом, что вез его к девяти на службу, в портативной счетной машинке дома на комоде (пользовался, если была сверхурочная), в тугом портфеле — теперешнем постоянном спутнике, в шурочкиных очках и даже в ранней полноте от сидячей работы.

Все это, как говаривал Горошек, мелочи жизни.

Нет, разумеется, он слушал заезжих дальневосточников только из любопытства…

Другое дело — Юрка Греков. Юрка действительно готов сорваться куда угодно. Сережа улыбнулся, подумав о Грекове. По натуре он — птица перелетная, ни разу не соблазнили его махнуть в отпуск коллективно, за компанию, куда-нибудь на юг, к морю. Юрка — сам. То автостопом до Байкала добирается, то на байдарках до Карелии. Достанется муженек его будущей супруге! Заработанные деньги тратит Греков в зависимости от того, что в данный момент коллекционирует. Марки блоками закупает, значки. Как-то взялся переплетать книги, сам придумал технологию, достал за хорошую сумму рулон ледерина у «несуна» на химкомбинате. Стал добывать у букинистов старые журналы, выдирать из них романы и формировать толстые тома в шестьсот страниц. Переплетенные в яркий ледерин, тома радовали ребят в общежитии всего несколько часов. Потом бригада взбунтовалась: переплеты издавали острый химический запах, от него щекотало в носу и слезились глаза: «несун» всучил начинающему переплетчику товарный брак. Юра принялся расплетать тома — не выбрасывать же классные романы…

Жаль, что собрался уезжать Горошек. Да ладно, Федя уже взрослый человек.

Вот только почему ребята его, Неверова, на совет не пригласили?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Они уехали и надо было привыкать к этому.

Вскоре после отъезда ребят, рано утром завтракая на кухне, включил радио и услышал:

— В Хабаровском крае, в урочище Эворон, десант добровольцев приступил к корчевке тайги под будущий город Лучистый…

Сережа вскочил, опрокинув чай. Крутнул на полную громкость ручку динамика. Но поздно — диктор уже говорил о другом. Не ослышался ли?

В перерыв он не пошел со стайкой итээровцев обедать в заводскую диетическую столовку. И после перерыва его нет на рабочем месте. Шурочка сбивается с ног, и где она его находит?

Утром буран утих.

На поляну, проваливаясь по брюхо в снег, из лесу выбралась сизая лиса. Она приподняла морду, пошевелила парными ноздрями. Привычной тропки к реке не было. Буран похоронил ее.

За сопкой возник негромкий, но набирающий силу дробный звук. Зверь прижал уши. По снегу, по одиноким голым лиственницам скользила бесформенная тень. Лиса замерла. Когда тень упала на нее и солнце исчезло, она оскалилась и, серебристо блеснув, метнулась назад к лесу.

— Эх, нет дробовика! — пилот покрутил головой и покосился вниз, провожая глазами лису. — Пропадает добро…

Вертолет нес из города вчерашнюю почту и трех пассажиров. Правда, были еще тюки для изыскательской партии. Чтобы их сбросить в нужном месте, дали крюк, далеко углубились в тайгу. И все же глупо, полагал пилот, гонять машину полупустой. Если бы не буран! Вон он, бульдозер, копается впереди. Дай бог, чтобы за неделю отрыл дорогу…