Юрий Шевченко - Эворон

Очнулся Иван Семенович к полуночи и почувствовал — кто-то держит его за указательный палец руки. С трудом разлепил веки. У кровати сидел сосредоточенный Сережа Неверов — маленький старичок.

Цецилия Абрамовна отвернулась и сняла пенсне.

— Что вы, товарищ директор? — спросил Кочетовкин.

— Улыбнулся, — сказала она и указала красными глазами на Сережу, — улыбнулся…

Из детского дома они уехали втроем.

Подтягивался на холме четвертый неверовский дом, становился в затылок трем первым. Улицу, образованную новыми домами и стеной тайги, решили назвать Комсомольской.

Пришли на будущую Комсомольскую вызванные из леспромхоза вальщики леса, парни в касках и ватниках, вооруженные мотопилами «Дружба». С высоты готового уже третьего этажа Сережа увидел, как один из парней — рыжий, обсыпанный, несмотря на зимнее время, веснушками — присел возле старой кряжистой сосны и включил пилу. Полотно «Дружбы» плавно вошло в ствол, брызнули в сторону веером желтые опилки.

— Ты что, сдурел? — закричал сверху Неверов. — Ребята, глядите, что он вытворяет!

Бригада бегом, прыгая через две-три ступеньки, спустилась вниз.

— Кто такие? — спросил вальщиков Бузулук. — Документ есть? Зачем дерево губите?

— Накостылять им по шее! — предложил Бобриков.

— Тише, граждане, — сказал Неверов. — Сейчас разберемся. По какому праву сосну изувечили?

— Вот чудаки! — засмеялся рыжий. — Чего распетушились? Самовольно мы, что ли? Имеем предписание, — он вытащил из кармана ватника документы.

Прочел их Неверов вслух, и ребята еще пуще разволновались. Из документов следовало, что сегодняшняя норма отряда вальщиков — гектар леса. Вот этого самого векового леса на гребне холма, к которому в поселке все привыкли и которым гордились. Да и как не гордиться: вечерами, когда долина погружалась в сумерки, высокие стволы на сопочке долго еще не угасали, светились, отражая солнце.

— Зачем это делается, Степан Дмитриевич? — спросил Горошек у Бузулука. — Вы в курсе?

— Нужно топать в управление, там разберемся, — ответил прораб. И добавил, обернувшись к вальщикам. — Деревья покуда не трогайте.

— А ты кто такой, чтобы нам запрещать, папаша?

— Стало быть, имею право, если запрещаю. Не бойся, вся ответственность на мне.

— Ну гляди, — сказал, с натугой вытаскивая из щели на сосне полотно пилы, рыжий парень. — Можем и посидеть пока. Только побыстрее выясняйте, нам работать нужно…

Соболев развернул перед Бузулуком и Неверовым план-карту будущего города. По плану на самом деле выходило, что по гребню холма, на месте соснового бора, пройдет еще одна улица.

— Не дело это, Дмитрий Илларионович, — покачал головой Неверов. — Мы строить сюда приехали, не губить.

— Одно без другого разве бывает? Диалектически подходи к жизни, как учат классики.

— Никто из моих ребят не даст трогать лес.

— А вот это, Неверов, твоих ребят не касается! Над проектом Лучистого ученые люди думали. И карта — отнюдь не филькина грамота. Видишь, визы в уголке? Знаешь, кому они принадлежат? Главному архитектору города — раз, начальнику треста — два… А ты хочешь быть мудрее специалистов!

— Не знаю того специалиста, что распорядился рощу убрать, — сказал Бузулук. — Но думаю, плохой он специалист. Или близко к нашей сопке не подходил.

— Ему — простительно. Молодой, — кивнул Дмитрий Илларионович на Неверова. — А ты, Степан, по такому вопросу больше меня не отвлекай. Город строим! Понимать надо. На сопке целый жилой массив должен быть.

— Нельзя ли массив перенести левее? — спросил Сережа. — В низину?

— Ну, ты хорош! — засмеялся Соболев. — Перенести. Как чемодан. Кто нам позволит самовольно менять план города? Кто новые расчеты и планировку будет делать? За чей счет? А грунты — ты знаешь, какие в низине грунты? Вот и я не знаю… Менять проект дорогая затея, никто на это не пойдет.

— Ясно, — сказал Бузулук и надел ушанку.

— Задержись, Неверов. Ты, Степан, можешь идти, а к бригадиру у меня несколько слов…

Вальщики дожидались, переминаясь, на площадке.

— Ну что? — спросил прораба рыжий. — Удостоверились? Можно приступать?

Бузулук вытащил пачку «Севера».

— Берите, — протянул папиросы гостям. — Дело вот какое, ребята, нужно бы погодить. Выждать время. Задание у вас законное, не придерешься. Да ведь жалко сосен! Потерпите хоть до завтра…

— А завтра что будет, папаша? — спросили вальщики. — Что тебе один день? А у нас план.

— Наверстаете. Я вам ночлег пока укажу. Дайте мне время с парторгом нашим перемолвиться…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ольга Николаевна неприметно для окружающих вплела в цепочку дней, в саму жизнь строителей четвертого дома тайное звено.

Были соседями по работе, товарищами — Сережа Неверов, Геля Бельды, Саша Русаков, Юра Греков, Федя Горохов, Толя Бобриков, два Николая — демобилизованные парни из стройбата. И вдруг стали на самом деле бригадой! Не по штатному расписанию.

Почувствовал это первым Степан Дмитриевич Бузулук.

Ребят после появления в поселке Ольги Николаевны разбирало любопытство — почему пропадает по вечерам Горошек? Ну, привез ее из Хабаровска, дело понятное. Помог человеку. И руки на стройке на вес золота. Бузулук давным-давно подыскивал учетчицу. Привез и ладно. Попутчики! Но что, спрашивается, делать ему по вечерам в женском общежитии?

Ольга Николаевна сидела в прорабке, вагончике Степана Дмитриевича, у самого окошка. Снаружи хорошо просматривался ее тонкий профиль за стеклом. Слегка вздернутый нос, копна пепельных волос, стянутая узлом чуть выше затылка, и маленький строгий подбородок.

Вагончик вскоре обрел внутри вид человеческий. Исчезла стеклянная банка с окурками, тулупы и старые спецовки, сваленные кучей в углу. Переместились в тамбур болотные сапоги, лопаты и рейки. Учетчица выскоблила пол — он оказался дощатым. Переставила столы и стулья, на полку поместила плошку с вьюнком. Бузулук, схватив губами пяток мелких гвоздей, полез на табуретку и прибил на стене для обозрения глянцевый плакат: на фоне голубого неба и взмывающего ТУ-104 уклончиво улыбалась стюардесса в изящной пилотке на таких же, как у Ольги Николаевны, пепельных волосах. Только куда там было стюардессе до Ольги Николаевны!

Сперва у Саши Русакова начали возникать неотложные причины посоветоваться с прорабом, срочно спуститься в вагончик. Потом и остальные ребята, улучив минуту, стали спешить к Степану Дмитриевичу. Он же, к изумлению подчиненных, отказался от своей всегдашней тельняшки под тулупом в пользу клетчатой ковбойки с галстуком в тон клетке.

Учетчица со всеми держалась ровно. Старалась не отвлекаться от своего дела. Разве что теплели ее широко раскрытые серые глаза, когда заглядывал в вагончик Горошек. Саша Русаков однажды, сидя тут, принялся взволнованно вспоминать прорабу о шторме на Черном море, здорово потрепавшем его торпедный катер, который именно в разгар шторма получил приказ выйти в учебный дозор. Степан Дмитриевич послушал с подозрением, оборвал Сашу на полуслове и выгнал на третий этаж, где стыл раствор.