Юрий Шевченко - Эворон

— Старый хрыч, — бормотал Русаков, забираясь наверх.

Переполошило всех, когда на холм прикатил Соболев. Бегло осмотрел начальник площадку и надолго засел в вагончике. После его отъезда жестами вытребовали прораба наружу и спросили — что нужно было шефу?

— А шут его знает, — ответил Бузулук. — Документы изучал. Анекдоты рассказывал про армянское радио…

— А она что? — спросил Русаков.

— Ноль внимания.

— Порядок, — сказал Русаков.

Ребята повеселели.

Приставали еще к Горошку. Федя краснел и отмалчивался, сообщать что-либо в подробностях об Ольге Николаевне не имел желания. Может, и нечего ему было сообщать? Тогда почему зачехлял он дома после смены свою гитару и крутился у зеркала? Неверов решил так:

— Отцепитесь от парня!

Неверова горячо поддержал Бобриков. Был тут личный расчет — с Толькой тоже происходили в последнее время некие метаморфозы. Начало им положил новый ярко-синий костюм. Затем видели гурана совершающим неторопливый променаж под сенью сосен на холме, при транзисторе и в обществе Тани Куликовой. Транзистор Толька купил на сэкономленные: после купания в ледяной Силинке дал зарок и стойко обходил стороной винный отдел гастронома. Начался обмен мнениями. Бобриков обещал применить к зубоскалам меры устрашения. И не кто иной, как Толька, приволок Ольге Николаевне глянцевый плакат Аэрофлота.

Близилось Восьмое марта.

Ребята стали совещаться, что бы такое подарить к празднику единственной женщине в бригаде. Предприняли поход в магазин. Половину длинной избы, которую Афанасий Бельды открывал на часок рано утром и часа на два вечером по завершении рабочего дня на стройке, занимал гастроном, половину — собственно промтовары. Пахло здесь мылом и вареной колбасой. На полках ничего такого не нашлось. Русаков повертел возле носа, шевеля при этом ноздрями, духи «Таежная нежность» стоимостью семь рублей и нахмурился.

Юра Греков изъявил готовность расстаться с коллекцией марок или набором воинских пуговиц — на выбор.

— А если то и другое вместе? — спросил Бобриков. — Плюс коллекция гаек. Ты гайки не собираешь?

Два Николая, демобилизованные, вызвались выточить из плексигласа что-нибудь в форме призового кубка. Пояснили: есть опыт, освоили в армии в часы досуга — по совету лейтенанта.

— Обратитесь в ДСО «Спартак», — отверг и это Толька. — По моему совету. Эх, мужики, жалко на вас смотреть…

— Твое какое предложение?

— Цветы!

А ведь точно! Не додумались. Ну Бобриков! Шумно одобрив толькин приговор, начали сомневаться: где добудешь в данное снежное время цветы? Но гуран уже всё, и похоже — не сегодня, продумал. Цветы? Пожалуйста. Есть душевный контакт с пилотом рейсового вертолета Дудиным. Тот обещал мимозы, ибо появились в Комсомольске-на-Амуре, судя по могучим кепкам, расторопные товарищи из Цхалтубо.

Что хлопоты были первоначально предприняты им ради Тани Куликовой — Толька не распространялся. Ни перед кудрявым пилотом, ни перед ребятами.

Где один букет — там и два.

И появилась у строителей четвертого дома общая забота — Ольга Николаевна и две ее девчонки, Юля и Наташа. Понимали: не от хорошей жизни занесло их сюда.

Топили в общежитиях пока дровами. Раньше мимо внимания проходило — кто же рубит чурки в женском общежитии? В субботу этот вопрос пришел в голову Геле Бельды, дежурному по заготовке топлива. Очевидный ответ поднял на ноги всю бригаду: сами рубят, больше некому! И комендант у них — тетенька. Как же так получается, братцы?

Словно раскрылись глаза у ребят, словно впервые увидели они, что происходит рядом, под боком, на их собственной стройке. Увидели девчат в оранжевых защитных жилетах, долбящих ломами мерзлую землю, таскающих носилки с песком и кирпичом. «Диалектически подходить к жизни? — вспомнил Неверов слова Соболева. — В белых тапочках видел я такую диалектику!»

— Айда в женское общежитие, — сказал он.

Комендантша, покачав головой («Наконец-то!»), выдала им топоры и пилы. И ребята всю субботу, до вечера, со злостью кромсали поленья, отмахиваясь от хозяек общежития, то и дело выбегавших на улицу:

— Угомонитесь. Тут уже с запасом на следующую зиму!

Потом грелись чаем в комнате у Ольги Николаевны, послали Горошка за самоваром. Слушали концерт из далекой Москвы. На малой громкости слушали, чтобы не мешать Наташе решать примеры по арифметике. Примеры все не получались.

— Кто у нас силен в математике? — весело спросила Ольга Николаевна.

— Сергей Павлович, — ответил Горошек. — Сергей Павлович дипломированный экономист.

— Экономист? — переспросила учетчица и поглядела на Сережу. — Тогда почему…

И Сережа, удивляясь самому себе, вдруг рассказал этой женщине, о существовании которой он совсем недавно и не подозревал, а заодно и всем ребятам, о своем наболевшем. Об отце и его последнем письме с непонятным словом «Эворон».

Долго сидели в тишине.

— Вы мне покажете письмо? — спросила Ольга Николаевна.

Было поздно, но она захотела проводить ребят. Потом они, в свою очередь, проводили ее.

С понедельника само собой установилось правило; возвращаться отныне с площадки всем вместе до детского сада, за Юлькой. Саша Русаков от имени бригады поговорил со Степаном Дмитриевичем — нельзя ли, честное слово, отпускать учетчицу пораньше с работы? Двое детишек. Бузулук был в принципе не против, но как на это посмотрят в управлении? Как оформить?

— Не узнают в управлении, — пообещал Русаков. — Мы трепаться не станем.

— А хоть бы и узнали, — сказал Неверов. — Имеет право бригада сама планировать загрузку своих людей?

— Заносит тебя, — ответил прораб. — Кто бабки будет в конце смены подбивать? На то и учетчик.

— По очереди, — предложил Греков. — Сегодня — я, завтра — Русаков…

— Нельзя, — сомневался Бузулук. — На документах нужна не твоя подпись и не моя, а учетчицы. Несерьезный разговор…

— А по мне — серьезный. Не по-человечески живем, Степан Дмитриевич. Забот у Ольги Николаевны в три раза больше нашего, а рабочий день — тот же. Честно?

— А как бы ты хотел? Порядок для всех порядок, не нами установлен. Получку надо отрабатывать.

Бузулук подумал.

— Другое дело — помочь ей. Забот у нее действительно хватает…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пилот Дудин что-то пронюхал, надо полагать, или видел ненароком Бобрикова и Куликову вместе во время своих кратких визитов в Эворон. С Толькой он стал сух и официален.

Создалась опасная ситуация. Мимозы могли не появиться.

После субботней рубки дров бригада пристрастилась собираться вечерами у Ольги Николаевны — она не возражала. Комната в женском общежитии потихоньку превращалась в штаб-квартиру бригады. Геля Бельды показал себя отличным кулинаром. Репетируя предстоящее застолье по случаю международного женского дня, приготовил талу — строганину из тайменя, приправленную луком, уксусом и горчицей. Есть талу вышли, как потребовал нанаец, на мороз, в комнате она таяла и теряла свой настоящий вкус.